Исповедь и причащение
Прот. Вадим Леонов. Исповедь и Причастие — вместе или врозь? / Православие.Ru
Предлагаем вниманию наших читателей беседу кандидата богословия Валерия Духанина с преподавателем Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета и Сретенской Духовной семинарии, доцентом, священником Вадимом Леоновым на тему «Реформация литургических традиций Русской Православной Церкви».
 |
— Могу сказать лишь то, о чем веками свидетельствует Церковь: Покаяние — это одно из семи важнейших Таинств, которые обеспечивают полноту духовной жизни человека и его спасение. Без Покаяния спасение невозможно. Это фундамент духовной жизни. Святые отцы называют таинство Покаяния вторым Крещением, ибо в нем очищается и возрождается душа человеческая и становится способной принимать благодатные дары других церковных Таинств, в том числе и Евхаристии. Кто в какой-то мере игнорирует это Таинство или пренебрегает им, а такие тенденции в наше время стали появляться, тот рискует всю свою духовную жизнь превратить в лицемерный фарс.
Я думаю, что эти стремления принизить значение Исповеди для духовной жизни христианина возникли в православной среде под влиянием протестантизма на церковное сознание. К сожалению, протестантизм на Западе деформировал сознание католицизма, а теперь добрался и до Православия. Исповедь — необходимое условие для того, чтобы душу привести в богоугодное состояние. Мы читаем у святых отцов отом, что вся духовная жизнь человека зиждется на Покаянии. Исповедь — это главное средство для глубокого Покаяния. Святитель Игнатий Брянчанинов в своих творениях отмечал, что значение Исповеди в жизни православного христианина возрастает и будет возрастать, поскольку люди все реже используют другие духовные средства. Мы не умеем молиться и не проявляем старания, не проявляем усердия к посту, легко поддаемся греховным соблазнам. Если мы еще вытолкнем и Исповедь на периферию нашей духовной жизни, то тогда нас можно брать голыми руками.
— Но здесь возникает сразу вопрос: я же могу покаяться дома во время личной молитвы, зачем необходима Исповедь в церкви?
— Давайте сразу разведем эти понятия — личное покаяние, которое, несомненно, слышит Господь, и церковная Исповедь как таинство. Да, Господь слышит и часто прощает человеку многие грехи, оплаканные им в личной молитве. И когда мы в Церкви говорим: «Господи, помилуй», — Господь нам многое прощает. И тем не менее это не заменяет таинства Исповеди, потому что человеку необходимо не только получить прощение грехов, но и требуется благодать для уврачевания греховной раны и еще необходима благодатная сила, чтобы содеянный грех больше не повторялся. Эти дары подаются в церковной Исповеди, в этом величайшем Таинстве духовного возрождения, поэтому оно крайне необходимо в жизни христианина. Скажу по своему опыту: когда я учился в семинарии, у меня была возможность в Троице-Сергиевой лавре каждую неделю исповедоваться, и я помню свое внутреннее состояние тогда, насколько глубоко и тонко переживалось все греховное в личной жизни и легче было этому противостоять. Потом наступил другой период в жизни, когда я стал исповедоваться реже, может быть, раз в две-три недели. И это уже было другое состояние. Как будто бы все мои органы чувств огрубели и притупились. Сознанием грех фиксируется, а внутренних сил для сопротивления меньше. Человеку, который сомневается в истинности, действенности и пользе Исповеди, предлагаю на личном опыте попробовать, что это такое, подойдя к ней предельно ответственно и серьезно.
— Но, отец Вадим, а как же говорят, что в некоторых других Поместных Православных Церквах, скажем в Греции, бывает, что верующие причащаются регулярно, а исповедуются не так часто. Хотя одновременно надо признать, что в греческих монастырях большое внимание уделяется частой регулярной Исповеди. В связи с этим мне вспоминается труд сербского профессора Владеты Еротича, который пишет, что для достойного Причащения надо прибегать к регулярной Исповеди, чтобы Исповедь обязательно предшествовала Причастию. Но как быть, когда нам ставят в пример практику других Церквей, где не обязательно исповедуются перед причащением. Так, может быть, и нам не надо исповедоваться?
— В Русской Православной Церкви существует замечательная традиция исповедоваться перед каждым Причастием, и дай Бог, чтобы она сохранялась еще долгое-долгое время. Конечно же, в этом вопросе есть свои нюансы. Здесь не может быть формального подхода. Но если говорить в общем, Исповедь перед Причастием — это очень важный и полезный духовный принцип. Да, действительно, в некоторых Поместных Церквах эта практика выглядит немного иначе, чем у нас. Порой сравнивают русскую традицию с греческой, где на Исповедь люди идут тогда, когда они ощущают в этом потребность. Надо отметить, что история возникновения этой традиции в Греции — отдельный специальный и неоднозначный вопрос. Например, в XIV в. свт. Григорий Палама в своей проповеди «О Святых и Страшных Христовых Тайнах» прямо указывает на необходимость Исповеди перед Причастием: «Если же с дурною совестью, и не получив, благодаря Исповеди, отпущение грехов от приявшего власть разрешать и связывать их, и прежде чем обратиться к Богу, прежде чем исправиться по правилу благочестия, мы приступаем [к Святым Тайнам], то, конечно, это делаем в суд себе и на вечное мучение, отталкивая от себя и самые Божие щедроты и терпение Его к нам». Подробное обсуждение истории возникновения разобщенной практики Исповеди и Причастия в грекоязычной среде выходит за рамки нашей беседы. Согласимся с тем, что она сейчас реально существует. Но, почему эта традиция, на мой взгляд, не применима в современной церковной жизни в России? Прежде всего потому, что греческий народ не пережил такой период безбожия, который достался нам. Современные греки вырастают в православных семьях. В большинстве своем они знают, что такое грех и что такое добродетель. У них Православие — это государственная религия. Их воспитывают в православных традициях уже несколько поколений, и эта традиция не прерывалась. Поэтому в их сознании многие важные принципы духовной жизни укоренены с детства. Им без особых наставлений понятно, что если я сегодня согрешил, то мне нельзя сегодня причащаться, необходимо пойти к духовнику на Исповедь.
В нашем Отечестве, которое пережило страшный период гонения на Церковь, люди искренне потянулись в храм. Это замечательно. Но в силу своей духовной неосведомленности в большинстве своем не понимают тяжести совершаемых ими грехов, чаще всего вообще их не видят. Сейчас издается много православной литературы — это прекрасно, но много ли ее читают те люди, которые делают первые шаги к храму? Современный человек читает очень мало, поэтому просветительские возможности печатной продукции не стоит переоценивать. В такой ситуации без обязательной Исповеди перед Причастием не обойтись. Любой священник многократно сталкивался с такими примерами: человек приходит на Исповедь, кается в недавно совершенном грехе блуда, прелюбодеяния или аборта и тут же говорит: батюшка, благословите причащаться, я с утра ничего не ел. Человек говорит это искренне, он не намерен причаститься в осуждение или сознательно пренебречь принципами духовной жизни, он их просто не знает. Или другой, еще более распространенный пример: человек не видит в себе ни одного греха или называет формально какую-нибудь общую фразу без малейшего сокрушения или самоукорения и стремится к Святой Чаше. Если бы у нас не существовало традиции исповедоваться перед Причастием, то кто, когда и где поможет таким людям? Давайте вспомним грозные слова апостола Павла о недостойном причащении: «кто будет есть Хлеб сей или пить Чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела и Крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от Хлеба сего и пьет из Чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает» (1 Кор. 11, 27–30). Если мы хоть ненадолго задумаемся над этими апостольскими словами, то к чему они нас приведут? К Исповеди. Если сейчас отвергнуть принцип взаимосвязи Исповеди и Причастия и предоставить всем возможность решать вопрос об Исповеди исходя из личных соображений, то мы уподобимся неразумной матери, которая родила ребенка, а потом вынесла его на улицу, положила на перекрестке и, оставляя его, сказала: руки, ноги, голова у тебя есть, там храм, здесь дом, за пригорком огород — иди трудись, питайся и живи богоугодно.
Конечно же, принципом взаимосвязи Исповеди и Причастия необходимо пользоваться с рассуждением, как сказано в Евангелии: «суббота для человека, а не человек для субботы». В церковной жизни есть периоды, когда взаимосвязь между Исповедью и Причастием может быть не столь однозначной. Например, в период Страстной седмицы, когда идут длительные напряженные богослужения и многие прихожане ревностно посещают их. В это время во многих храмах благоразумно предлагается прихожанам поисповедоваться в течение Страстной седмицы и далее причащаться и в Великий Четверток, и на Святую Пасху, так же предлагается причащаться и на Светлой седмице. Однако эту практику механически переносить на весь церковный год, мне кажется, было бы необдуманно и неправильно.
— Иногда как раз и слышны такие голоса, что вот сколько раз ни пришел в храм, на литургию, столько и причащайся. А исповедоваться — ну, может, два раза в год или еще реже. И еще говорят: но ведь священники, когда служат литургию, они ведь редко перед этим исповедуются?
— Вопрос о частоте причащения очень важный и сугубо личный. Здесь не может быть простых штампованных ответов. В церковной традиции есть некие общие правила, но они не являются строгим шаблоном для всех без исключения. Этот вопрос необходимо решать индивидуально на Исповеди. Святитель Иоанн Златоуст ясно выразил основное условие для периодичности Причащения: «Одно только время для приступания к Тайнам и Причащения — чистая совесть», а Исповедь — это главное средство для очищения совести. В церковной жизни приходится сталкиваться с самыми разными примерами. Есть такие люди, которые раз в году готовятся, исповедуются и причащаются. Это, конечно, мало, но и тому надо радоваться и молиться, чтобы из этой искры возгорелось пламя любви ко Господу. Понятно, что для таковых Причастие без тщательной Исповеди быть не может. Есть те, кто проявляет усердие в каждом многодневном посте — тоже, слава Богу, укрепи их, Господи, и для них Исповедь необходима перед Причастием. Есть такие, кто готовится и причащается раз в месяц или на каждый двунадесятый праздник или не реже чем раз в три недели — замечательно, да не ослабнет их усердие, но без регулярной Исповеди перед Причастием оно едва ли сохранится. Некоторые христиане проявляют особое усердие и стремятся причащаться даже каждый воскресный день. Если это совершается не как дань литургической «моде», не как некая «обновленческая повинность», не как привычка, но по благословению духовника «со страхом Божиим и верою…», то, несомненно, и они пожнут свой благой плод. Если прихожанин находится в регулярном общении со своим духовником, возможны и немного иные формы взаимосвязи Исповеди и Причастия, но несомненно, что Исповедь должна быть частой. Впрочем, последний пример касается достаточно опытных христиан, «у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр. 5, 14).
Священники — это, по идее, люди из разряда опытных христиан. Кроме этого, специфика священнического служения часто такова, что он не имеет возможности исповедоваться перед каждой литургией, например, если он один на приходе. В таких ситуациях священники исповедуются при любой другой возможности. Миряне часто не видят, как священнослужители перед Причастием исповедуются в алтаре друг другу, и потому думают, что священники это делают очень редко. Не будем забывать, что священникам в таинстве Рукоположения даруется благодать «…немощная врачующая и оскудевающее восполняющая…», которую не имеют миряне и в силу которой священник имеет возможность совершать литургию, и, соответственно, причащаться более часто, чем миряне. За эти дары и возможности он несет ответственность перед Богом несравнимо большую, чем кто-либо из мирян — «от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут» (Лк. 12, 48). Поэтому никогда в Церкви духовная жизнь мирянина и священника не рассматривалась совершенно одинаково.
— Спасибо, отец Вадим, за ответ. Об этом были глубоко содержательные статьи в журнале «Благодатный Огонь». Но давайте рассмотрим такую ситуацию. Допустим, когда люди хотят причаститься, они идут вначале на Исповедь, стоят в очереди, ожидают, когда подойдут к батюшке, все расскажут, потом примут отпущение грехов. Не служит ли в таком случае Исповедь препятствием для более глубокого усвоения литургии, когда надо постоять, вникнуть в молитвы? Что вы скажете? Такие мнения высказываются в наши дни.
— Проблема, которую вы обозначили, не вероучительная, не каноническая, не литургическая, а чисто организационная. Просто надо упорядочить приходскую жизнь в храме, в том числе и Исповедь, найти для этого место и время. Святейший Патриарх благословил, чтобы в каждом храме были дежурные священнослужители, нужно объявить об этом людям, сказать, что в такие-то дни у нас находится дежурный священник, приходите, исповедуйтесь. Не обязательно Исповедь совершать только во время всенощной или перед литургией и уж крайне нежелательно во время литургии. Кроме этого, священники могут наставить кающихся так, чтобы они, исповедуясь, выражали суть греховного поступка и реально приносили раскаяние в том, что совершили, а не просто пересказывали свою жизнь, не оставляя времени исповедоваться другим. В этом случае исповедь будет содержательной, действенной, принесет пользу и не будет занимать очень много времени.
— Но вот как бывает, что из этой чисто организационной проблемы иногда делают выводы иного характера, говорят: давайте вообще отменим Исповедь, главное, почаще причащаться, а уж Исповедь — это нечто второстепенное; давайте разделим эти два Таинства. Хотя мы знаем, что Таинства Крещения и Миропомазания неразрывно следуют одно за другим, и вообще в Церкви Таинства связаны друг с другом. Мне кажется, что здесь нельзя так просто разрывать. Иногда так вот и говорят: причащайтесь почаще, а уж Исповедь… по необходимости. Хотя в письмах архимандрита Иоанна (Крестьянкина) мы читаем: «Причащаться без исповеди нельзя». Что вы можете сказать в этом отношении?
— Если разобщить Исповедь и Причастие, то, без сомнений, люди будут меньше исповедоваться. Сомневаюсь, что это принесет им пользу, но от этого удобнее всего будет нам, священникам, потому что Исповедь — это самое тяжелое Таинство в Церкви для священнослужителей. Почему? Представьте, что в течение нескольких часов вам люди высказывают свои грехи и боль, и это делается несколько дней в неделю. Они не просто каются, но нуждаются в вашем сострадании и совете. Без благодати Божией это перенести невозможно. Это очень тяжело. Поэтому понятно, что в решении данного вопроса кто-то по-человечески пытается найти более легкие пути. Признаюсь, мне самому порой приходят такие мысли, но при этом сразу вспоминается фраза из Священного Писания: «горе пастырям, которые пасли себя самих! не стадо ли должны пасти пастыри?» (Иезек. 34, 2).
Необходимо отметить, что эту проблему уже обозначил Святейший Патриарх Алексий на двух Епархиальных собраниях, которые проходили в Москве. Он обратил внимание на странную практику, возникшую в некоторых московских приходах. В частности, на Епархиальном собрании 2005 года он сказал: «Кроме того, от прихожан требуют, чтобы они причащались как можно чаще, не менее одного раза в неделю. На робкие возражения верующих, что сложно еженедельно достойно готовиться к принятию Святых Таин, такие священники утверждают, что всю ответственность они берут на себя. В результате теряется свойственное православным людям благоговение и страх Божий пред Святым Причастием. Оно становится чем-то привычным, обычным и будничным». На следующем Епархиальном собрании в 2006 г. Святейший Патриарх опять обратился к этой теме. В одной из записок ему задали такой вопрос: «На прошлом Епархиальном собрании Вы, Ваше Святейшество, предупреждали об опасности потери благоговения к Святым Тайнам при очень частом причащении, например один раз в неделю. Та же самая озабоченность выражается в Православном Катехизисе святителя Московского Филарета, который рекомендует мирянам причащаться не чаще одного раза в месяц. Те же опасения можно найти в трудах святителя Феофана Затворника и последних Глинских старцев. Почему же по-прежнему в некоторых московских храмах, несмотря на Ваши предупреждения, практикуется еженедельное и даже более частое причащение мирян, в результате чего прихожане теряют благоговение и страх перед Святым Таинством?» Святейший Патриарх ответил: «Видимо, те, кто допускает такую практику, незнакомы с Православным Катехизисом святителя Филарета, а также с трудами святителя Феофана Затворника и не проявляет желания с ними ознакомиться». Мне кажется, что реформаторам в этой области необходимо прислушаться к словам Святейшего Патриарха.
В заключение скажу, что Церковь Православная — это великая наследница Христа и Апостолов, а Православие — это неоценимое сокровище, которому мы, по милости Божией, оказались причастны. Однако значимость духовного опыта Православия осознается не столько через отвлеченные рассуждения и богословствования, сколько через личный опыт жизни. Если у нас есть вопросы или сомнения в отношении того или иного церковного утверждения или традиции, то надо войти в нее, вжиться, начать жить в соответствии с этим учением. Только тогда откроется, насколько глубока и духоносна практика православной жизни, и все вопросы снимутся сами собой.
Со священником Вадимом Леоновым беседовал Валерий Духанин
pravoslavie.ru
Исповедь перед причастием: во что превращается Таинство?
Публикуем вторую часть статьи Кирилла Емельянова о таинствах Исповеди и Причастия в контексте современной приходской жизни. Читайте также первую часть.
Исповедь перед причастием
Процедурный кабинет
Интересно, что таинство покаяния сегодня в практике РПЦ — это даже не столько кордон, на котором отсеиваются «недостойные», сколько просто необходимая процедура для допуска к Чаше. То есть в большинстве случаев (особенно это касается постоянных прихожан) важно подойти и что-то сказать, в чём-то покаяться — и тогда «ок!» — тебя допускают.
В Москве есть одна организация, расположенная на территории бывшего советского завода. Самого завода больше нет, территория арендуется различными фирмами, а принцип пропускной системы остался ещё «с тех времён»: для прохода в любую такую фирму нужен пропуск, который получить можно следующим образом: нужно сначала зайти в одну дверь и там взять квиток и заполнить его. После этого с заполненным квитком нужно выйти наружу и зайти в другую дверь, где сидит тётя, которой предъявляется этот квиток. На основании этого квитка тётя выписывает, собственно, пропуск, с которым можно пройти (никому уже не предъявляя его). Во всей этой процедуре не требуется предъявления никаких личных документов (паспорт, водительские права и т.д.). Но если ты не зашёл в первую дверь и не взял квиток — тётя не даст тебе пропуск и, следовательно, не пустит тебя. В случае с исповедью — как с ней обстоит дело у нас в большинстве случаев — ровно такая же ситуация: главное подойти и что-то сказать, пройти ПРОЦЕДУРУ.
Отсебятина
Несмотря на то, что в настольных книгах священнослужителя строго запрещается священникам привносить свои молитвы в чинопоследование литургии, запрет этот нередко нарушается. И самое очевидное такое нарушение происходит тогда, когда священник, выйдя с дарами для причащения верных и прочитав подготовительную молитву Иоанна Златоуста, во всеуслышание заявляет: «К причастию подходят только те, кто постился и был на исповеди». Вот вам крест: нигде, ни в одном чинопоследовании литургии нет этих слов. Отсебятина в чистом виде. Иногда эта формулировка звучит в такой «редакции»: «К причастию подходят только те, кто постился, был накануне на всенощной и исповедался». Ну как так можно?! Откуда эта придумка? Из какого правила? Из постановления какого Собора? Из какого служебника? Я понимаю, для чего это делается: нередко случайный захожанин, придя на богослужение и увидев, что все встали в очередь на причастие, тоже встаёт (иногда со словами «кто крайний?» — по советской ещё привычке. Но, поверьте, эти предупреждения, с одной стороны, никак такого захожанина не остановят (он всё равно не поймёт, о чём речь: какая-то всенощная, какая-то исповедь…). Священник же, со своей стороны, обычно знает своих прихожан и легко распознаёт случайно залетевшую «белую» ворону. Для чего тогда делаются такие предупреждения? Или, вернее, для кого? И здесь мы подходим к следующей стороне обсуждаемой темы, которая обозначена в заголовке ниже.
Водительство
Отказ от непременной исповеди перед причастием страшен, по мнению, противников разделения этих таинств, в том числе и тем, что лишит возможность «духовников» водить спасаемых, направлять их в нужное русло, учительствовать. Я думаю, что тема учительства в Церкви — это ещё один глобальный пласт, который я не сумею здесь полноценно препарировать. Но я осмелюсь высказать предположение о том, что учительство как «духовное вождение», учительство, как направление «пасомого» в какое-то русло «традиций», «канонов», «святых отцов» и т.д. — вещь, как минимум, вредная. И вот почему.
Понятно, что священником движет доброе чувство помочь человеку разобраться в его «проблемах» (т.е. мотивация самая положительная). Но во что это оборачивается на практике? С одной стороны, человек привыкает к тому, что всё делается «по благословению». В результате напрочь атрофируются воля и чувство ответственности. «Как батюшка благословит, так и сделаем», а потому не я уже отвечаю за свои поступки, а духовник. Но позиция христианина — это свобода выбора и личная ответственность за этот выбор. Суд Божий касается не только священников, но и мирян.
С другой стороны, как часто можно наблюдать весь ужас этих «духовных водительств». Мальчик лет двадцати с небольшим от роду, недавно окончивший семинарию и уже рукоположенный в священника. И вот подходит к нему пятидесятилетняя женщина, которая по совету подружки решила в храм сходить, а прежде прочитала брошюрку, скажем, о. Иоанна Крестьянкина «Опыт построения исповеди». Подходит эта тётя к нашему новобранцу и спрашивает: «Батюшка, скажите, а вот как мне в метро молиться — в наушниках на айподе или же молитвослов вычитывать»? Вздыхает глубоко новоиспечёный отец, слегка закатывает глаза горе, перебирая пальчиками наперсный крест, и начинает давать духовные советы. Понимаете, чего он насоветует, да? И вот, что правда: не надо думать, что если это не вчерашний семинарист, а митрофорный отец с 30-ти летним пресвитерским стажем, то его советы более духовные. Сколько раз приходилось сталкиваться с тем, что, чем тоньше, интеллигентнее и духовно одарённее священник, тем меньше он даёт советов и поучений, стараясь обратить внимание на Евангелие, побуждая о чём-то задуматься. Ну, знаете, наверное, известную шутку: если у школьника спросить, «сколько будет дважды два» — тот сразу ответит, а кандидат физ-мат. наук ещё подумает.
В очень редких случаях духовное водительство приносит пользу и пасомому, и духовнику — но это случаи исключительной духовной культуры самого духовника. И правильного понимания этого водительства самим пасомым. Но опять же — духовное водительство, если таковое и имеется — оно должно совершаться каким-то своим чередом, не в рамках исповеди. Это могут быть какие-то отдельные беседы, встречи… Почему это нужно делать в рамках чинопоследования исповеди?
О грехе водительства в современном богословии сказано немало. Часто обращается внимание на тот печальный факт, что, едва-едва став посвящённым в духовный сан, человек забывает про то, что, вообще говоря, ни образования нормального, ни опыта, и какой-то даже житейской осмотрительности у него ещё нет, но он уже готов поучать, выступать в роли духовного авторитета. (Давайте быть честными: наши духовные школы — семинарии и академии — по большому счёту, дают уровень подготовки на уровне ПТУ. А известные речения ректора духовных школ вл. Евгения о том, что к третьему курсу семинарии редкий семинарист остаётся верующим человеком — не оставляют сомнений в том, что ситуация с этими структурами — ещё хуже, чем с системой нашего светского образования. Если человек сам не занимается самообразованием, если у него нет приличного светского образования, если он не стажировался в каком-нибудь западном заведении — будь то в Европе или в США — уровень его богословской подготовки, мягко сказать, невысок). Конечно, для того, чтобы быть христианином и даже пастырем, не обязательно иметь докторский диплом. Понятно, что духовная прозорливость, способность «различать духов» — это вещи, напрямую не связанные с уровнем развитости интеллекта. Но всё это совершенно невозможно без опыта и определённой аскетической работы. Да, случаются особые откровения и озарения, но они, простите, не на кого попало снисходят. А на практике у нас следующее: 15-ти летние капитаны (зачеркнуть) 18-ти летние игумены, занимающиеся, так сказать, духовным водительством стареющих дам.
Заметим, что в православной Греции далеко не всякий священник может принимать исповедь: этим правом наделяются опытные священники. Ситуация, когда 25-ти летний иеромонах принимает исповедь у сорокалетней женщины — невозможна в принципе. Проблемы духовного водительства уводят нас в сторону от основного обсуждения, т.к. здесь появляются вопросы о том, откуда вообще берутся священники, по какому принципу они возникают и как эти механизмы соотносятся с пониманием церкви как общины, которая сама определяет, кто и какие служения будет в ней исполнять. Это предмет отдельного разговора, и я не буду его здесь дальше развивать.
Закончу эту часть одним случаем, который имел место быть на одной историко-богословской конференции. После серьёзного доклада о проблемах второбрачия духовенства, два присутствующих в роли слушателей юных целибатных батюшки (лет двадцати, не старше) спросили у докладчицы: «Так это что же получается? Что после принятия сана жениться уже нельзя?!» Надо было видеть в этот момент лицо докладчицы. Понимаете, когда этих юнцов рукополагали, их даже не предупредили о том, что после посвящения никто уже не может ни жениться, ни разводиться. Вот вам и духовные водители…
Привычка
Это ещё один аргумент противников разделения исповеди и причастия. Аргумент этот выглядит очень благочестивым, и для меня до сих пор нет однозначного мнения по этому поводу: регулярное причащение (особенно без исповеди) превращается для многих в привычку, в какое-то проходное мероприятие, и человек утрачивает чувство священного. Да, это случается. И когда священники предупреждают об этом — они в первую очередь, я так себе понимаю, имеют оглядку и на собственный опыт: священник не может не причащаться на литургии, а исповедуется обычно раз в год (или чуть чаще). А служить приходится по несколько раз на неделе.
Я не знаю, есть ли тут духовная опасность, но я думаю, что привычка привычке — рознь. Есть выражение «дурная привычка». Но, значит, бывают и хорошие, добрые привычки. Что худого в том, если человек привык к определённому ритму и для него ОБЫЧНО каждое воскресение причащаться на литургии? И если он пропускает, то он замечает это и ощущает какую-то неуверенность или дискомфорт. Что плохого в том, что человек привыкает заправлять по утрам свою кровать, умываться и чистить зубы? Если он привыкает к другому человеку, к членам своей семьи? Другой вопрос — можно ли привыкнуть к Богу?
Скорее, здесь речь идёт о привычке к некоторому чину, последовательности (каждое воскресенье человек встаёт пораньше, не завтракает, приходит (в условиях города часто — приезжает) на службу, причащается. Плоха ли такая привычка? Дурна ли она? Правда ли, что Евхаристия установлена Христом как некоторое экстраординарное событие, участием в котором нельзя злоупотреблять, к которому нужно особенно, отдельно готовиться специальным образом и потом возвращаться к нему через полгода? Но если это так, тогда почему священнику или диакону не возбраняется регулярное причащение (более того, если диакон или священник служат и не причащаются — они подлежат прещению, т.е., как минимум, запрету в дальнейшем служении, а то и лишению сана). Или что? — священный сан препятствует выработке чувства привычки? Наверное, здесь уместно сказать о привычке к посещению литургии (и такая привычка похвальна), и о привычке к Богу, которая, при правильном подходе и отношении, просто невозможна. Как можно привыкнуть к Богу?
Я достоин?
Прохождение через обязательную исповедь нередко порождает одно очень вредное чувство — ощущение своего достоинства, своей правоты, своего права на получение причастия. У меня всё в порядке: я вычитал (ага, именно так) правило, канон и три акафиста, я сходил на всенощную, я исповедовался — всё, я в полном праве приступать, моя совесть чиста. (Параллельно меня невероятно раздражают те, кто не исполнил всех этих предписаний. Более того, вот этот парень в очках — он, кажется, не подходил на исповедь, но стоит со всеми к причастию… — Молодой человек! А вы исповедовались?!). Какие тут «страх Божий», какая тут «вера», какая «любовь», с которыми нас призывает приступать к Себе Господь? Тут не до этого, ведь я в своём праве. Но зато это очень удобно и просто: исполнить ряд необходимых, пусть и муторных в ряде случаев, процедур — и ты ощущаешь себя достойным.
Вместо испытания своей совести, вместо понимания своего недостоинства, вместо упования на Божью милость, на Его снисхождение и любовь, вместо того, чтобы встать перед Ним таким, какой ты есть (а не таким, каким ты себя представляешь) — вместо этого — насколько проще предстать правильным «пусичкой», которая всё исполнила и с которой все взятки гладки! Дорогой фарисей из известной евангельской притчи! Ты честнее и «лучше» такого христианина: ибо ты НЕ ЗНАЛ, что исполнение всех предписаний — это половина дела, а христиане об этом знают.
Вот почему всякий раз, приступая, очень важно помнить, что мы причащаемся не потому, что нам это можно или нельзя. Даже после самой искренней, самой полной своей исповеди мы не становимся безгрешными. Нет ни одного человека, который был бы достоин, и если вам кажется, что вы более-менее достойны причащения Бога — с вами что-то сильно не в порядке…
Как жизнь, старик?
Это ещё одна форма, в которую облекается великое таинство, и в результате чего искажается смысл и исповеди, и покаяния. Это когда исповедь превращается в досужий разговор о том, «как дела, что нового». Исповедник справляется у священника, в каком магазине лучше брать замороженные голубцы, или — в какой галерее какая выставка нынче проходит? (в зависимости от культурной продвинутости обоих). Нельзя не вспомнить эпизод из рассказа Тэффи «Покаянное»: «Вот когда в монастырь с тетушкой с княгинюшкой ездили, вот это можно сказать, что исповедовал. Уж он меня пытал-пытал, корил-корил, три епитимьи наложил! Всё выспросил. Спрашивал, не думает ли княгиня луга в аренду сдавать. Ну, я покаялась, сказала, что не знаю». Исповедь превращается в своеобразный повод посудачить, пообсуждать то да сё, посетовать на превратности судьбы, а иногда — неожиданно обнаружить горящую путёвку на юга (наш Миша-алтарник собирался поехать, но в последний момент у него не сложилось) или узнать о том, что у той дамы в белом — двоюродная сестра открывает домашний детский сад. И ведь что замечательно: люди становятся ближе друг ко другу, начинаются какие-то отношения… Но причём тут исповедь?! При чём тут «перемена сознания»? Часто людям нужно просто пообщаться, а в особенности — пообщаться с батюшкой, как «необычным» человеком. Пойдите, попейте вместе чайку, побеседуйте, почирикайте. Сделайте доску объявлений. Внутриприходские коммуникации — необходимый элемент любой общины, но давайте они не будут облекаться в не предназначенную для них форму.
Можно или нужно?
Для того, чтобы хотя бы как-то ответить на вопрос о возможности причащения (можно ли причащаться всегда, или же только после исповеди?), давайте обратим внимание: что именно происходит на каждой литургии? Мы можем говорить очень много о «воспоминании» Тайной Вечери, о том, что хлеб и вино становятся Телом и Кровью, о символизме литургии или о его неуместности, о сакральности… Но самым главным в литургии представляется то, что Бог отдаёт Себя Своим детям, т.е. нам с вами. Для того, чтобы освободить нас от власти смерти, от греха, Он стал Человеком и отдал Себя в жертву — за каждого из нас. В одной из молитв литургии есть такие слова: «…Ты бо еси Приносящий и Приносимый, Приемлющий и Раздаваемый, Христе Боже наш…», т.е. Христос приносит Себя в жертву и Сам является приношением, и Сам принимает эту жертву, и Сам Себя раздаёт. И вот это, собственно, и составляет основную суть литургии. Всё остальное — милые и досужие прибавления. Поэтому вопрос из плоскости можно/нельзя должен быть переведён в плоскость нужно/не нужно.
А нужно ли?
«Нужно». Каким иногда страшным может быть это слово. Нужно, требуется, необходимо. В отличие от «можно». «Можно» допускает альтернативы, «нужно» — не терпит их. Человеческая природа устроена таким образом, что, по большому счёту, мы делаем только то, что считаем нужным. Или то, что нам кажется нужным.
У меня есть задания на работе и есть рабочий план. Он включает в себя необходимые для развития компании пункты и необязательные. Хочу я или нет, необходимые пункты я должен выполнить. И если мне по каким-то причинам нужно, я выполняю и второстепенные. Но если мне это не нужно — я этого не делаю.
Если мне нужно, чтобы мой ребёнок был здоров, я даю ему на завтрак кукурузные хлопья с молоком, но если мне это не нужно, то проще дать «киндер» и пинка — чтобы быстрее одевалась.
Время от времени я говорю своей жене (это происходит на протяжении последних лет десяти), что ей надо бы носить очки, иначе она плохо видит. На что жена мне неизменно отвечает, что у неё БЫЛИ очки, но они неудобные, а удобных у неё нет. И такой разговор у нас происходит с некоторой периодичностью. И будет происходить дальше. Дело не в удобности или неудобности, а в том, что ей просто НЕ НУЖНЫ очки; её вполне устраивает ситуация, когда она плохо видит, а когда нужно что-то разглядеть, она просто прищуривается. Если бы в очках была необходимость, уверяю, живя в Москве, эта проблема была бы решена в течение получаса. Но ей просто не нужны эти очки.
Итак. Если мне нужно играть в духовность, в послушания, в духовников и прочую субкультурную карусель — это одно. Если мне нужен Бог и для меня нет ничего важнее, чем как можно чаще встречаться с Ним — я всё сделаю для этого. И помехой не станут никакие человеческие ограничения в виде «благословений», «исповедей», «неготовности», «невычитанных акафистов». Что может быть важнее воли Христа? Что может быть нужнее? Насущнее? Что является «единым на потребу»? Поэтому, когда Христос призывает к Себе, приглашает вкусить Своих Тела и Крови — возможно ли отказываться от этого призыва — пусть и под самыми благочестивыми предлогами?
Для кого?
В тоже время очень важно не впасть в другую крайность — а именно — в понимание того, что это нужно ДЛЯ МЕНЯ. Нередко приходится сталкиваться со следующей мотивацией: да, я стараюсь как можно чаще причащаться, потому что мне от этого хорошо, для меня это полезно, меня это освящает, очищает от греха и т.д. Часто можно услышать: «я прихожу в храм после рабочей недели — чтобы расслабиться, отдохнуть, набраться сил…» Ага. А в спорт-зал — чтобы быть в форме. А тренинги — чтобы быть успешным и повышать свою эффективность (или свой КиПиАй, как нынче модно говорить).
Если бы каждый приходил на литургию только для себя, для своего «я» — то никакой литургии (как общего дела) не было бы. Собственно, в таком случае можно было бы просто сидеть у себя дома и самому «служить» службу. Во многих катехизисах и учебниках по литургике обозначаются необходимые условия для служения литургии (начиная от законно поставленного священника и заканчивая качеством вина, на котором служится литургия), однако крайне редко упоминается о том, что необходимым условием для литургии является наличие людей — христиан, мирян, верных, братьев и сестёр — как угодно их назовём. Невозможна литургия без общины людей. Сейчас иногда идут очень бурные обсуждения, что же такое община, и какое объединение христиан может быть названо общиной, а какое — тусовкой по интересам. Я не буду на этом специально останавливаться, в разборе этих терминов, но важно отметить, что литургия невозможна без общины (в какой бы форме эта община ни была представлена).
Христос основал Церковь не как набор верующих «для себя», а как общину «друг для друга». Нам это довольно сложно понять — особенно сегодня — в век эмансипации, индивидуализации, обособленности. Ведь каждый из нас знает, что он — особенный, неповторимый, уникальный, очень сложный и тонкий, что к нему нужен особый подход. Я не говорю о тех, которые заявляют, что «в Церковь я ходить не буду — это всё для бабок хорошо, а я более интеллектуальная натура» — тут всё более-менее ясно. Значительно гаже выглядит ситуация, когда подобное подразумевает человек, ходящий на богослужения и считающий себя христианином. Этих людей всегда видно: они приходят для себя, словно никого не замечая, священник им нужен исключительно для отправления собственных духовных нужд (поисповедоваться — рассказать о себе-любимом и превратностях судьбы, попричащаться — для здравия себя-любимого, получить благословение — для себя-любимого), а другие пришедшие на литургию его никоим образом не интересуют. Почему такое положение дел иначе как гадким не назвать? Не потому, что Христос основал общину, а не контору ритуальных услуг по индивидуальным заявкам. Просто в отличие от индивидуальной молитвы, церковь только для того и существует — это для совместной, общей молитвы и для причащения. Всё остальное можно делать самостоятельно и где угодно.
Причащаясь Тела и Крови, мы становимся частью Христа, и именно поэтому мы и можем называться братьями и сёстрами — это не метафора и не изящная «форма» — это вполне реальность: в нас течёт Кровь нашего Спасителя, и мы все имеем с Ним часть. И именно поэтому придти на литургию «для себя», для своей нужды (пусть и самой возвышенной и утончённой) — это повторение того, что сделал в своё время Иуда. Все апостолы пришли на празднование Пасхи, и только он пришёл для себя (у него был свой план). Приходя на литургию для себя, мы предаём тем самым Христа, мы предаём тем самым и общину — тех, без кого не было бы литургии, без кого она бы не могла состояться. Я прекрасно понимаю, что многие, кто читают сейчас этот текст, возможно, замечают или замечали за собой эту постыдную мотивацию, знакома она и мне; однако есть повод подумать, «для чего» человек приходит к Богу: для себя, ради себя или ради общины, ради этого Тела Христова, которое эта община здесь являет. Это подобно тому, как участвовать в эстафете, но бежать в какую-то свою сторону. Это называется одним грубым, но точным словом «предательство».
Обед без обеда (вместо заключения)
Представьте себе на минутку ситуацию: несколько коллег ближе к середине дня собрались и пошли на обед в столовую. В столовой, изучив меню, каждый взял себе какие-то закуски. Но один из них ничего не взял, а просто сел за стол. На вопрос удивлённых сослуживцев «в чём дело, почему ты ничего не ешь?», он отвечает: «а я сегодня не обедаю». Знакомо, не правда ли: «А я сегодня не причащаюсь». Тогда мне хочется спросить: а что ты хочешь сказать этим поступком? Зачем ты пошёл на обед и не обедаешь?
Два наиболее понятных ответа, которые прояснили бы ситуацию: 1. Этот человек не собирался обедать, но почему-то пошёл. Пришёл, посидел и пошёл дальше по своим делам. 2. Этот человек пренебрегает той едой, которая приготовлена в этой столовой. Он хотел поесть, но ничего аппетитного не обнаружил. Чтобы не бросать коллег, он остался посидеть с ними — поговорить, потусить. Он пришёл с ними и ради них, но разделить трапезу с ними отказался.
Мне представляется этот пример очень показательным, как у нас нередко бывает на божественной Трапезе: кто-то приступает, кто-то нет. Тот, кто приступает — с ним всё понятно: он пришёл на обед и обедает. А вот тот, кто не приступает, тут так: либо он не понимает, куда пришёл, либо… либо своим неучастием он как бы говорит: а мне этого не надо, я сегодня не буду. Бог обращается к каждому присутствующему «примите, ядите», «пейте … все», «со страхом, верой и любовью приступите», но находятся те, кого эти призывы «не касаются». То есть, оказывается, что приглашение Божие можно попросту проигнорировать. (Какие, правда, начинаются вопли и причитания в те жизненные моменты, когда нужно что-то от Бога: где же Ты?! Почему Ты меня не слышишь?!). Да, да, конечно, причин у этого игнорирования может быть тысяча, и самых что ни на есть благочестивых. Самая распространённая — «я не готовился»; ну, раз не готовился, то нехорошо приступать неподготовленным. Но тогда зачем было приходить? И ещё: а почему можно позволить себе не готовиться?
Понятно, что готовым быть никогда нельзя — это просто невозможно; но нужно сделать всё, чтобы быть готовым. Не об этом ли говорит Христос, когда предупреждает в известной притче, что неизвестно, когда именно, в какой момент явится хозяин и что необходимо всё время бодрствовать?
И в этой связи мы получаем ответ на вопрос, «как часто?»: так часто, как человек приходит к обедне (старое название литургии). Невозможно, глупо, святотатственно приходить на обед к Богу и отвергать пищу, которую Он тебе предлагает. Между прочим, правило, регламентирующее обязательное причащение на литургии, относится в равной степени и к клирикам, и к мирянам; правда, на практике оно осталось обязательным к исполнению только у клириков. И если понятным открывается это простое положение дел, что литургия без причащения невозможна, сама частота посещения литургии диктуется жизненным ритмом каждой общины, каждого её члена.
Один священник говорил: если бы у меня была возможность, и если такое было бы возможно, я бы всё время причащался. Понятно, что это невозможно хотя бы по чисто техническим причинам, но в этом изречении важен посыл, сама идея — он хотел бы всё время принимать Тело и Кровь Спасителя.
Не обращаясь специально к правилам, которые оговаривают эту частоту, могу сказать, что можно только радоваться за всякого, кто приступает каждую неделю. Я искренне завидую тем, кто причащается чаще раза в неделю. Прекрасно, но почти трудно осуществимо ежедневное причащение; прекрасно потому, что тогда вся жизнь превращается в непрекращающийся День Господень, в праздник, который всегда с тобой. И тогда каждый такой день, и вся жизнь становится непременным предисловием, преддверием к Невечернему дню Царства Бога.
www.pravmir.ru
Свящ. Николай Булгаков. Исповедь перед причащением – всегда / Православие.Ru
Священник Николай Булгаков на Афоне Прежде всего хотелось бы поддержать положение Проекта документа «О подготовке ко Святому Причащению», которое гласит: «Исповедь перед причащением является неотъемлемой важной частью говения» (п. 5). Действительно, даже и умирающего человека перед причащением мы исповедуем, и даже если он не способен говорить, от него требуется любой, пусть безмолвный, знак покаяния. Поэтому следующая за этим оговорка о том, что «в отдельных случаях, с благословения духовника, миряне, намеревающиеся приступить ко Святому Причащению несколько раз в течение одной недели – в первую очередь на Страстной и Светлой седмицах, – могут быть в качестве исключения освобождены от исповеди перед каждым причащением», выглядит нарушением важнейшего традиционного принципа, уступкой противникам непременной исповеди перед причащением в день Литургии или накануне вечером. Стоит только сделать одну такую уступку, предоставить решение вопроса «на усмотрение духовника» (уже и звучит предложение прибавить сюда Святки) – и пошло-поехало. Сначала кажется, что – да, Страстная и Светлая седмицы – особые дни года, частые исповеди и причащения, отсутствие поста на Светлой есть вроде бы причины для отмены обязательной исповеди, – но эти причины угрожают главному: общему принципу непременной исповеди перед причащением мирян. Помнится, еще в 1994 году, на памятной церковной конференции в гостинице «Даниловская», обсуждавшей вопросы неообновленчества, один из представителей Троице-Сергиевой лавры сказал: ничего нельзя трогать в нашем богослужении совершенно; тронешь хоть что-то – начнет рушиться всё здание.
Наша вера – покаянная. Семь Таинств Церкви – это полнота Православия, ни одним из них невозможно пренебречь без ущерба для дела нашего спасения (в том числе и Таинством Браковенчания).
В этом существенная особенность нашей православной веры: мы храним заповеди Евангельские, правила Вселенских соборов, святых отцов, наши духовные традиции, не подвергая их ни малейшему сомнению, не отвергая в них ни йоты. А если не можем что-то из них соблюдать, то не правила отменяем в угоду своей немощи, а каемся в ней.
Часто исповедуешься? Даже, бывает, каждый день? Ведешь такую серьезную духовную жизнь? И при этом считаешь, что можешь прожить хотя бы сутки без греха? Только в одном случае такое возможно: если ты их не видишь, не замечаешь. Тогда смотри лучше. Молись, проси снова: «Дай ми зрети моя прегрешения». Вот тебе подсказка: а не грешишь ли ты недостаточным вниманием к своей внутренней жизни, ходишь ли ты перед Богом? Неужели за весь день ты не боролся с дурными мыслями, чувствами, с раздражением, с ленью? Со своеволием, самомнением, с праздномыслием, празднословием, осуждением? Во всем ли с тобой была согласна твоя совесть? А нет ли у тебя недостатка страха Божия, когда ты приступаешь к Страшным Христовым Тайнам? Крепка ли твоя вера? А может быть, ты думаешь, что грехи – это только какие-то явные проступки (убил, украл)? А лукавство? А недобрые намерения, пожелания? А отсутствие добрых дел? А самооправдание – даже такое вроде бы бесспорное: мол, я же не мог быть в двух местах сразу? Не мог, допустим, но покаяться-то кто тебе мешает? Было бы желание. Нет желания? Это опять-таки вопрос для исповеди, для покаяния: а почему его нет? А не беспечность ли это? Не кроется ли за этим гордыня-матушка, которая раньше нас родилась и всегда у нас за плечами ходит? Ведь мы грешим, даже когда вроде бы делаем добрые дела (тщеславимся ими, осуждаем тех, кто их не делает…). Когда молимся, исповедуемся, причащаемся…
Итак: нежелание мирянина приступать к исповеди каждый день, каждый раз перед причащением говорит, скорее всего, о недостаточно развитой у него глубокой, внимательной духовной жизни, о недостатке покаянного чувства. Короче говоря, о том, что ему-то как раз нужно стремиться стяжать потребность в исповедании грехов, не пропуская ни одной такой возможности. Нет потребности еще – ну, так есть, слава Богу, на то правило матери-Церкви: она, как мать, тебя подвигает на то, что тебе трудно делать, но полезно.
А то что же, именно в Страстную седмицу, самые покаянные дни года, когда, можно сказать, всё творение кается, – причащаться без исповеди?
Даже и при ежедневном причащении ежедневная исповедь нужна – она все-таки поможет человеку оглянуться на прожитый день (что полезно нам делать всегда, недаром в конце молитв на сон грядущим есть исповедание грехов повседневное) – хотя каждый день миряне причащаются очень редко.
Возможность частого исповедания – это, конечно, драгоценная возможность для мирянина. Это, можно сказать, духовная роскошь. Другое дело, что осуществить это не так просто для духовенства. В этом – другой аспект вопроса: о возможностях духовенства исповедовать всех мирян перед причащением в такие дни, как Торжество Православия – Вербное воскресенье – Великий четверг – Великая суббота, – то есть в течение нескольких дней года, когда больше всего причастников.
Конечно, батюшки очень устают в эти дни. Но выход, думается, лучше искать в улучшении качества исповеди прихожан, в их собственном сосредоточенном внутреннем покаянии – чему опять-таки способствует правило неукоснительной предварительной исповеди перед причащением.
В этом улучшении качества исповеди, думается, наша важнейшая забота сегодня (и слава Богу, что нас призвали об этом сегодня в Церкви думать и говорить). В том, чтобы она не была формальной, поверхностной, но живой. Нам нужно не расхолаживать народ православный в его отношении к Таинству покаяния и высшему Таинству Причащения, а, напротив, призывать лучше исповедоваться и всячески помогать в этом. Призывать наших прихожан на исповеди действительно просить у Бога прощения за свои грехи, учиться видеть их, учиться ни в чем себя не оправдывать, но быть построже к себе – тогда, может, кое-что и увидим за собой, и почувствуем, и появится потребность каяться даже чаще, чем причащаемся, – однако с пониманием относясь к возможностям священников. То есть, как и во всем: идти не назад, а вперед. Учиться на исповеди не многословить, не рассказывать историй со многими подробностями, не впутывать в свои грехи других людей, тем самым стараясь себя оправдать. Не осуждать других, прибавляя себе на исповеди новых грехов. Не путать исповедь с приемом у врача (болезни – не грехи, но следствие грехов). Не хвалиться на исповеди в том, что ты выполняешь, но просить у Бога прощения за содеянное, действительно обличая себя. Вот важнейшая общецерковная задача для нашего времени, для исправления наследия советских времен. Недаром богоборцы в советское время стремились насадить так называемую «общую исповедь», без общения священника с пасомым. Но и им, видно, не приходило в голову отменить исповедь совсем, хотя бы частично, – так зачем же в наше время стремиться их в этом превзойти?
Чтобы подвигнуть себя на настоящую исповедь, нужно усилие. Без усилия, без «самопосрамления» (святитель Феофан Затворник) исповедь не приносит той пользы, которую получает душа искренне и чисто кающегося.
Вряд ли возможно и механически накладывать правило подготовки к причащению для мирян на то же правило для духовенства, поскольку остальные обстоятельства в Церкви у них слишком разные. В частности, мирянин всегда имеет возможность исповедоваться перед причащением, а священник – далеко не всегда.
Кстати, принимая исповедь, священник тоже кается перед Богом – он слышит, в чем каются его прихожане, и они ему невольно напоминают о его грехах, иногда показывая батюшке хороший пример строгости к себе.
Если мы, священники, будем усерднее помогать прихожанам лучше исповедоваться, почаще будем говорить проповеди перед исповедью, то и сами будем при этом чаще каяться перед Богом. Ведь когда напоминаешь прихожанам о грехах, то говоришь на основании своего личного опыта, иначе это будут общие слова.
Известный лаврский старец схиархимандрит Пантелеимон (Агриков) говорил пастырям:
«Исповедь должна быть, как проповедь, а проповедь – как исповедь».
Что он имел в виду?
Возможно, то, что Таинство исповеди – удобная возможность для священника дать кающемуся индивидуальную положительную программу: как жить, как поступать именно ему так, чтобы избегать тех грехов, в которых он кается. Эта сокровенная индивидуальная проповедь, произносимая при особенном внимании к слову священника, – сильное пастырское средство.
У людей, слава Богу, есть потребность в исповеди. В том, чтобы их выслушали до конца, не торопили, не обрывали. Услышать совет, сказанный тебе лично, по твоей ситуации. Они приходят иногда исповедоваться и без причастия.
А «проповедь как исповедь» – это, возможно, о том, что всему храму говорить о грехах удобнее, не рискуя вызвать внутреннее ответное сопротивление кающегося.
Что касается Светлой седмицы, когда мы призываемся причащаться, но когда отменен пост, то и ради этих дней не стоит отменять общее правило исповедоваться каждый раз перед причащением. Не только для того, чтобы принести покаяние в тех промахах, которые мы допускаем и на Светлой седмице, и, может быть, не меньше, чем в другое время года. Это время не простое, здесь и искушения бывают, здесь важно духовно не расслабляться, чтобы не потерять то, что приобрели трудами Великого поста. Начинает иногда сказываться и уменьшенное молитвенное правило, и краткость богослужений, и отсутствие постных дней, обильные столы… До этого нас поддерживала аскетика Великого поста, а теперь начался своего рода экзамен: чему мы научились, можем теперь сами себя ограничивать? Ведь для того был Великий пост – чтобы мы духовно подросли, стали духовно свободнее. Работали Господеви со страхом – а теперь можем радоваться Ему с трепетом… Так что и в эти дни тоже нужно внимание к своей внутренней жизни, есть и в эти дни, в чем нам каяться. Кроме того, исповедь нужна в эти дни для того, чтобы не посягать на главное правило – а это очень важно.
То есть, поскольку Православия нет без постов и покаяния, хорошо бы, сократив их в определенные дни перед причащением до минимума, всё же не отменять их совсем ни в один день года.
Наши старшие духовные наставники благословляли и на Светлой седмице перед причащением хотя бы обозначить пост: либо воздерживаться от скоромной пищи накануне вечером, либо не вкушать в день перед Причастием мяса (то есть самая первая ступень поста).
Да, разрешается не поститься на Светлой. Но апостол Павел сказал: «Всё мне позволительно, но не всё полезно» (1 Кор. 6: 12). Разговляться-то лучше осторожно. Так что нам можно позаботиться и о здоровье прихожан. Организм отвык от скоромной пищи за семь недель. Что-то не слышно было от врачей, чтобы кто-то умер от поста, а вот после разговления, говорят, в больницы поступают недавние постники. Ну, съели по пасхальному яичку, по кусочку кулича, пасхи – уже и разговелись, можно об этом не волноваться. Но «из принципа» есть всю неделю одно скоромное, «поскольку можно», даже и перед причащением?..
Хотелось бы, чтобы народ Божий сознательно относился к церковным правилам. Не бежал от поста, как советуют не постящиеся врачи, а шел ему навстречу, любил его, считал своим другом. Был бы не как школьники, которые ни в коем случае не выучат больше, чем задали, а если выучат, то расстроятся. Не как рабы, а как сыны. По слову Спасителя: «Не человек для субботы, а суббота для человека». Чтобы самим хотелось трудиться над душой своей.
Миряне хорошо знают, что поститься перед причащением обычно полагается три дня. И поскольку они, как показывает опыт, сами «успешно» сокращают это правило, то лучше их не расхолаживать. Если «официально» разрешить говеть в течение года один день, то может получиться, что и от этого дня ничего не останется. Ныне, сокращая правило самовольно, они все-таки каются в этом, у них есть покаянное чувство, которое нам нужно иметь всегда, а тем более приступая ко Святой Чаше.
На традиционные требования, к которым люди привыкли, они не ропщут. Они, может, и не примут нововведений, если, не дай Бог, таковые будут объявлены «нормой». Так уже было с обновленцами, которые вроде бы шли «навстречу народу» (под давлением богоборческой власти), а народ от них отошел.
Это важная духовная проблема – то, что у многих из нас образовались свои «молитвенные правила», свой личный «церковный устав». Кто постится только Великим постом, кто – только первую и последнюю его неделю, кто на всенощное бдение не ходит, а кто – приходит только на помазание, кто утренние молитвы читает, «когда успевает», а вечерние – не читает вовсе, «поскольку к вечеру устает»… Есть и «свой богослужебный устав»: сокращения богослужений, молебнов, чинопоследований совершения Таинств… Эти самочинные, но твердо укоренившиеся «правила» очень мешают нам двигаться по духовной лестнице. Мы к ним привыкаем, перестаем в них каяться, забываем возвращаться к тому, как было от начала, – как учит нас Сам Господь. На вопрос, позволительно ли разводиться с женой, Он ответил, как мы знаем, четко, раз и навсегда: «Нет». «Что убо Моисей заповеда дати книгу распустную и отпустити ю?» – возразили Ему. «Моисей по жестосердию вашему повеле вам пустити жены ваша, изначала же не бысть тако», – ответил Господь (см.: Мф. 19: 3–8). Одно дело – заповедь, правило, устав, а другое – наше жестокосердие.
Разумеется, мы идем на послабления для прихожан – но они должны оставаться в их понимании исключениями, в которых нужно каяться, а не превращаться в правила. То есть авторитет и незыблемость церковных правил поддерживают в нас покаянное чувство. Правило должно быть стимулом к духовному росту. По образному выражению В.С. Непомнящего из его выступления 1994 года, не нужно лестницу класть горизонтально – она должна вести вверх. Не снисходить к немощам людей, а призывать их к совершенствованию.
Твердость правил не мешает икономии. Напротив, икономия опирается на правила, без них ее нет.
Схиархимандрит Пантелеимон говорил:
«Не дай Бог, если кто-нибудь уйдет от вас не причащенным или не окрещенным».
То есть не отказывать в причащении или крещении, но если человек плохо подготовлен, наставить, принять его покаяние – и все-таки причастить и окрестить. А вдруг он во второй раз не придет? Такие случаи, прости Господи, увы, бывали… Разве это не большее зло, чем нарушение правила?
Можно идти на снисхождение и для детей, и для взрослых – лишь бы им была духовная польза, но не расслабление, не привыкание к «духовному минимализму». В эту сторону опасно двигаться. Отступать и так некуда, враг не собирается отступать, его победы мы все хорошо видим.
Есть проблема формальной исповеди: лишь бы только получить возможность идти причащаться?
Есть, конечно. И у взрослых, и у детей. Но и это говорит о том же: о необходимости совершенствования качества исповеди, но не отмены ее обязательности.
Противники правила исповеди перед причащением говорят о том, что прихожане, которые часто причащаются, высказывают недоумение: мол, на исповеди приходится говорить об одном и том же.
Ну, так что? Мы и молитвы читаем одни и те же, и службы у нас повторяются, и умываемся одинаково много раз в день – так что же, не молиться, не умываться?
Мы каемся не в новых только, а во всех совершённых нами к моменту исповеди грехах, до конца – тогда это будет чистая исповедь: «Аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех имаши».
Нам что, нужно дожидаться, когда мы совершим какие-то новенькие, свежие, оригинальные грехи – и тогда будет смысл каяться? Или нам нужно обязательно получше споткнуться, а то и упасть побольнее, чтобы у нас появилось «желание исповедоваться»? А может быть, чтобы не шлепаться в греховную лужу так явно и мерзко, что даже самому будет невыносимо противно, именно для этого исповедоваться как можно чаще, постоянно, даже и профилактически, воюя со всеми своими грехами, не разбирая, новые они или старые, те, которые только, может, затеплились в нашей грешной душе, или те, которые живут в ней постоянно? Так почему же не постоянной должно быть и покаянное чувство, почему не постоянной должна быть исповедь? Может, ты, исповедуясь в одном и том же, наконец-то разозлишься на эту повторяемость и лучше будешь бороться с этими грехами, а не считать их чуть ли не «нормой»?
Нет, не отменять нужно исповедь, если приходится каяться в одних и тех же грехах, но, напротив, тут-то и нужна более глубокая исповедь, в том числе и в том, что человек духовно не совершенствуется, не избавляется от грехов, с выяснением причин, которые ведут к такому печальному топтанию на месте.
Надо от повторяющихся грехов отставать, а не от исповеди.
Есть грехи, греховные страсти, с которыми нам приходится бороться всю жизнь – и, может быть, они самые пагубные, самые трудноискоренимые. Так что же, в них и не каяться? Между тем важнейшим оружием борьбы со страстями и греховными навыками является именно исповедь.
Не такие уж они «одни и те же», наши грехи, если к ним приглядеться, если не сводить исповедь к перечислению греховных страстей, в разной степени общих всем людям, но быть внимательнее к собственной, вполне конкретной духовной жизни.
Вот как раз когда человек считает, что можно обойтись без исповеди, что она для него лишняя, да еще без исповеди идти причащаться, хотя священник каждый раз призывает приступать к великому Таинству со страхом и верою, – вот тогда-то она ему уж точно нужна.
А мысль о том, что, мол, «у меня маленькие грехи, больших нет», – это не причина отказываться от исповеди. Святые отцы отвечают на вопрос о том, какой грех самый большой, так: тот, который мы считаем самым маленьким. В духовной жизни нет мелочей. Любой грех отделяет нас от Бога.
И диавол ходит «рыкаяй, яко лев, ищяй кого поглотити». Но ходит очень осторожно и коварно, рыкаяй бесшумно. Он ненавидит покаяние и исповедь – и не устает бороться против них в наших помыслах и дискуссиях.
Покаянное чувство, сознание своей греховности – это соль, которая бережет нас от духовного гниения, от гордыни. Имейте соль в себе – это и о покаянии.
Святой праведный Иоанн Кронштадтский советовал священникам: «Не привыкайте служить». А к мирянам можно эту мысль отнести так: «Не привыкайте причащаться». При отсутствии обязательной исповеди привыкнуть легче.
Чем лучше мы готовимся к этому Таинству, тем больше пользы нашей душе, да и телу.
В Последовании ко Святому Причащению известный старец протоиерей Тихон Пелих особенное значение придавал 4-й молитве «Яко на Страшнем Твоем и нелицеприемнем предстояй судилищи, Христе Боже…» – самой покаянной. Хорошо бы она была во всех молитвословах.
Слишком высока, непостижимо высока и таинственна святыня Тела и Крови Христовых, причащения которых недостоин ни один смертный, чтобы перед принятием Страшных Христовых Таин мы по любым причинам пренебрегали необходимостью очистить свою совесть покаянием, да не в суд или осуждение будет принятие великой святыни.
pravoslavie.ru
Покаяние происходит не только на исповеди
Интервью игумена Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, епископа Панкратия, порталу «Православие и мир» в сентябре 2013 года.
06.12.2018 Трудами братии монастыря 34 272
Обязательно ли перед каждым Причастием исповедоваться священнику? Что делать, чтобы исповедь не становилась формальной? Какие события в жизни мирянина должны быть освящены благословением священника? Почему нельзя спешить с выбором духовника? Как избежать духовной «раздвоенности»? Эти и другие актуальные вопросы мы обсудили с председателем Синодальной комиссии по канонизации святых, викарием Святейшего Патриарха Московского и все Руси Кирилла, игуменом Спасо-Преображенского Валаамского монастыря епископом Троицким Панкратием.
Откровение помыслов и исповедь мирянина
— Владыка, сегодня можно услышать разные точки зрения относительно исповеди: частой она должна быть или редкой, регулярной или только в случае впадения в тяжкие грехи… Какой подход, на Ваш взгляд, является наиболее верным?
— Я думаю, что сейчас наступил такой период в жизни нашей Церкви, когда эти вопросы проходят испытание жизнью. Практика полувековой давности или Синодальной эпохи уже мало приемлема — сегодня, как правило, люди причащаются чаще. Да и сама жизнь сильно изменилась. Прежние подходы и решения уже не могут устраивать людей, поэтому вырабатываются новые — в том числе и в таких дискуссиях. Очень хорошо, что идут обсуждения, что люди осознают, думают, рассуждают.
Нельзя формализовать духовную жизнь Я полагаю, эти вопросы, в конце концов, найдут свое разрешение и надеюсь, что они не будут закреплены в каких-то обязательных правилах. Сейчас не то время, чтобы существовал один шаблон: причащаться или исповедоваться столько-то раз во столько-то дней. Тем более что строгих канонов на этот счет и не существует — есть разные практики, разные обычаи. Должна быть определенная степень свободы в этом важнейшем вопросе. Каждый человек с помощью духовника решает его по-своему. А уж дело прихожанина — находить того духовника, который ему нужен, который сможет ему помочь.
— Должно ли каждое причащение сопровождаться предварительной исповедью? Можно ли причащаться без исповеди или если исповедь была за несколько дней до Причастия?
— На мой взгляд, если человек не чувствует каких-то тяжелых грехов, которые бы его вынуждали искать полноценной исповеди, ему не обязательно перед каждым причастием исповедоваться. Таинство Покаяния — это ведь важное самостоятельное таинство, «второе крещение» и недопустимо его сводить к некоему обязательному придатку к Евхаристии. Ведь исповедь часто становится формальной из-за того, что человек привыкает к мысли: исповедь — это то, что я назову перед батюшкой, покаяние-то, что я ему расскажу. Но это в лучшем случае можно назвать откровением помыслов. А часто это просто беседа. Горячего же, глубокого покаяния перед Богом нет, и человек, быть может, даже не обращает на него внимания.
Надо понимать, что покаяние происходит не только в момент исповеди. Покаяние — это состояние души, это решимость порвать с грехом и изменить свою жизнь. Оно может произойти в любой момент жизни. Часто спрашивают: что делать, если дома я каялся, плакал, а пришел на исповедь, и у меня в сердце ничего нет — я просто сухо поисповедовался? Ничего страшного. Слава Богу, что ты покаялся дома — Господь и это примет.
Если так понимать покаяние, то становится понятно, что не обязательно перед каждым Причастием идти на исповедь к батюшке. Ничего страшного, если вы, причащаясь три или четыре раза в месяц, исповедуетесь всего два раза.
Предыдущий Следующий
— Полезна ли наша традиционная практика исповеди как откровение помыслов?
— Я вообще не думаю, что откровение помыслов всегда полезно для мирян. Исповедь мирянина и монашеское откровение помыслов — это совсем разные вещи. Монах в идеале должен своему духовному отцу открывать все движения его души и на все брать благословения. Для мирянина это невозможно и даже вредно. Странно, когда жены спрашивают у священников то, что должны спрашивать у своих мужей: куда ехать в отпуск, покупать ли ту или иную вещь, заводить ли еще детей…
Какие-то важные события можно освящать благословением священника, но оно не должно быть определяющим и решающим. Миряне сами должны решать вопросы, связанные со своей жизнью.
Я против того, чтобы монастырское старчество распространялось на мирян — оно создает почву для такого опасного явления, как младостарчество или, точнее, лжестарчество. Мирянину нужно знать основы веры, читать Евангелие, жить по нему и в своей духовной жизни пользоваться советом духовника.
О выборе духовного отца
— Как сегодня искать духовника?
Афон и Валаам: духовная связь — Так же, как и всегда. Если духовника нет — не огорчаться, молиться, чтобы Господь послал встречу с таким священником, который действительно помогал бы идти к Богу.
Здесь нельзя спешить, и надо быть очень осторожным. Случаев лжестарчества, когда духовник вмешивается во всю жизнь человека, сейчас действительно очень много, и это не зависит от возраста и положения священника. Духовник вообще ничего не должен решать в жизни своего чада, он должен только предостерегать его от ошибок и греха.
— Полезно ли мирянам искать духовника в монастыре?
— Если это опытный духовник — отчего же нет. Можно иметь духовника в обители, приезжать к нему нечасто, когда есть необходимость решить какие-то личные серьезные проблемы в духовной жизни, а обычные грехи исповедовать приходскому священнику. Многие также находят возможность побеседовать с духовным отцом письменно или посредством телефона.
— А вообще исповедь по телефону допустима? Митрополит Вениамин (Федченков) описывал, как тверской губернатор, видя из окна своего дома, что за ним идут мятежники, позвонил архиерею и исповедался ему по телефону…
— Если покаяние понимать не только как те слова, которые мы произносим на исповеди, а как готовность измениться, оставить грех и идти ко Христу, жить по Его святым заповедям, то вопрос о том, каким образом оно технически осуществляется, второстепенен. Человек может покаяться дома перед иконами, в метро, разговаривая по телефону или отправляя сообщения. Главное — что происходит в его душе.
Но нельзя считать, что Покаяние как церковное таинство можно совершить по телефону. Таинство имеет определенное чинопоследование, совершаемое священником, оно является завершением этого покаянного делания.
Великие учители покаяния. Покаяние есть возобновление Крещения
Предыдущий Следующий Афон глазами иноков Валаама
О проблеме исповеди у молодых священников
— В нашей Церкви есть проблема, что ставят исповедовать, а вместе с тем и духовно окормлять — совсем молодых и еще не опытных священников.
— Закончил человек семинарию в 20 с небольшим лет, только женился или принял постриг, получил сан — и начинает окормлять. А как он будет окормлять, когда сам еще ни духовной жизни, ни житейских трудностей не знает?
Греческие Церкви следуют другой практике — духовника поставляют. Над священником совершается определенный молитвенный чин, и только тогда священник может принимать исповедь и духовно окормлять других людей. Это иногда приводит и к другой крайности: исповедь становится редкой, что тоже плохо.
Если бы у нас было достаточно много священников, имеющих и духовный, и житейский опыт, таких проблем бы не было. Я бы, по-хорошему, раньше 40 лет и не ставил бы человека исповедовать. Но мы не можем этого себе позволить. Духовенства вообще не хватает — что уж говорить о духовниках…
— Как священник должен учить своих духовных чад каяться?
Беседа с игуменом Ватопедского монастыря архимандритом Ефремом — Нельзя научить тому, чего сам не умеешь. Чтобы научить каяться других, священник сам должен научиться приносить покаяние. К сожалению, многие священники, особенно служащие на сельских приходах, каются и исповедуются очень редко. Так уж устроено: духовники в епархиях заняты, батюшки сами заняты…
Хорошо в большом городском приходе — служат несколько священников, они могут друг другу покаяться. Но и это тоже не всегда. Бывает, что они не очень доверяют друг другу.
— Недоверие между собратьями — это плохо и нуждается в искоренении или все-таки нормально?
— Это жизнь. Конечно, лучше, если бы было доверие, но оно не всегда есть. Собственно говоря, потому и нужен духовник — священник, которому доверяешь.
Молитва — это труд
Покаянию учит молитва. Если у человека нет опыта реальной духовной жизни, нет опыта молитвы и личного предстояния пред Богом, то у него не будет настоящего, глубокого и искреннего покаяния. Молитва, особенно покаянная, как бы прокладывает для души путь к Богу. Одна из самых главных, во всяком случае для монашествующих, молитв — Иисусова молитва — покаянного духа. Само предстояние Богу практически не может быть иным, как покаянным, на том уровне духовного развития, на котором находится большинство из нас.
— С другой стороны, молитва — это дар свыше…
— Молитва — это труд. «Царство Божие силой нудится, и нуждницы восхищают е» (Мф.11:12). Это значит, что Царствие Небесное получат те, кто прилагал усилия для его обретения. Вот почему мы должны понуждать себя, даже если сначала молитва идет с трудом. Конечно, Господь по Своей милости дает благодать и молитву молящемуся, но для этого человек должен сам работать над своей душой.
Только так человек и учится покаянию.
Если же он будет жить рассеянной жизнью, без молитвы, то, может быть однажды — если «гром грянет» — у него получится прийти в покаянное и молитвенное чувство, но это не будет тот дар, о котором вы говорите.
Предыдущий Следующий Первопроходцы. «Аще монах смирится…»
Причащение — смысл Литургии
— Владыка, как вы посоветуете готовиться к Причастию?
— Покаянное чувство должно сопровождать нас постоянно, и это, собственно говоря, должно быть главным нашим приготовлением к Причастию. Если мы будем постоянно готовиться к принятию Святых Христовых Таин и принимать их так часто, как мы можем, то это и будет правильное христианское устроение.
— До сих пор, как ни странно, идут споры не только о частоте, но даже о днях, когда возможно Причащение: некоторые священники не причащают взрослых на Светлой седмице, потому что в эти дни не положено поститься…
— А вы не ходите к таким священникам. Пусть их храмы опустеют. Если где-то в глуши, то придется потерпеть. Или просить. Просите, и дастся вам.
Ну, а сам священник как служит (порой несколько раз в неделю)? Он же причащается. Почему же он простирает другие требования поста на своих прихожан? Почему он от них требует строго поститься неделю, а сам не постится? Отчего делает для себя исключение? Отчего возлагает на своих пасомых «бремена неудобоносимые»?
Первопроходцы Если мы соблюдаем посты среды и пятницы, никакой дополнительный пост для подготовки ко Причастию не нужен. Между прочим, на Афоне сейчас именно так и живут: постятся в понедельник, среду и пятницу, а причащаются четыре дня в неделю — во вторник, четверг, субботу (после постных дней) и воскресенье. И это совершенно правильно: люди живут Христом. Литургия — это центр их жизни, вокруг которого строится все остальное. Иначе невозможно.
Понятно, что миряне не могут жить, как монахи. Но стараться, чтобы в центре была Литургия, соединение со Христом — можно.
Известно мнение многих святых отцов о том, что причащаться необходимо чаще. Это понятно любому человеку, который хоть немного изучает этот вопрос. Смысл литургии в том, чтобы причащаться. Ведь Господь говорит: пейте от Чаши все — все приглашаются.
Другое дело, что не всегда мы достойны приступить к Чаше. Но нельзя свое недостоинство преувеличивать. «Никто же достоин» так и сказано в литургической молитве свт. Василия Великого. Но это не значит, что приступать к Таинству не надо — если мы не будем причащаться, в нас не будет Жизни, не будет Христа. Мы просто погибнем. Это должно быть совершенно понятно каждому христианину.
Бывает, что верующие люди ограничиваются Причастием раз в месяц или только по великим праздникам. Это не очень хорошо. На мой взгляд, для христианина правильно за каждой воскресной службой причащаться Святых Христовых Таин, а готовиться к этому все предшествующие дни — молитвой, внимательной жизнью, покаянным настроем. Но, конечно, решать, когда причащаться должен каждый христианин самостоятельно, посоветовавшись с духовником.
Предыдущий Следующий «Желая жития постнического» (монашеские постриги)
Тщательно следить, что происходит в своей душе
— А что делать с нашей постоянной «раздвоенностью»? В храме я церковный человек, а в жизни светской, обыденной — быт заедает, суета… Часто оказывается так, что в нас как два разных человека сосуществуют — легкая «духовная шизофрения». Какое там постоянное покаянное состояние!
— Легко. Произошла какая-то неприятность, недоброе слово слетело с уст, помыслы какие-то — так ты тут же и покайся. Для этого именно и нужна внимательная жизнь. Нужно тщательно следить, что происходит в твоей душе. Тогда не будет никакой раздвоенности.
Как мы в советские годы жили? У нас был еще больший контраст между Церковью и обычной жизнью. Но даже в этих условиях мы старались определять свою жизнь верой.
Мы должны строить свою жизнь по вере, по Евангелию, по заповедям — независимо от условий, в которых она протекает.
Тем более что сейчас ничуть не больше суетности, чем было тогда. Все — то же самое. И, по-моему, так было всегда и в любом обществе. Можно подумать, в древности не было суеты, быта и внецерковной жизни! Конечно, была. И точно так людей отвлекала. Но мы должны искать, прежде всего, Царства Божия, а остальное приложится нам. Это должно быть для христианина главным.
Жизнь в вере. Возрастание в смирении через послушание — Но в те же Средние века быт был иначе устроен, а ритм жизни подчинялся Церкви, хотя бы на уровне постов и молитв: в определенный момент все шли на службу, в определенный день у всех менялся режим питания… К тому же человек не был настолько публичен — пользователи интернета находятся постоянно на виду. Лично у меня, например, когда я пишу в блоге или социальной сети, возникает проблема — я стараюсь быть искренней, но все равно есть ощущение картинности: я такой показываюсь людям, я хочу так выглядеть. Мне кажется, у современного человека есть искушение лицемерием — не прямой ложью, а чем-то тонким…
— Не думаю, что главное сильно изменилось с прошлых времен. Конечно, мы претерпеваем огромные информационные нагрузки — мы значительно больше, чем наши предки, вовлечены в жизнь мира, мы меньше времени, чем они, можем провести в тишине и уединении. Но фундаментальные основы жизни человека в мире остались неизменными. Мы просто должны следовать тому, что нам сказал Господь: открыть Евангелие и действовать в соответствии с Его заповедями.
Как создать церковную общину?
— Другая проблема — распались общинные связи. Даже совместная молитва, Литургия превратилась в частное дело. Как сделать так, чтобы люди ощущали себя общиной, единым целым?
— Это зависит от приходского священника. Будет хороший священник — будет и активная приходская жизнь, будет и христианское общение.
Чтобы этого достичь, священник должен стараться жить, как жил св. прав. Иоанн Кронштадский — чтобы его служение, его слово соединяло людей.
Подходят все формы внебогослужебной приходской деятельности. Трапеза, чаепитие после службы — все это приближает священника к прихожанам, возникают более теплые, человечные, доверительные отношения. Если приходской священник является для своих прихожан также и духовником, то во время таких трапез можно беседовать о духовной жизни (разумеется, речь не идет о личных духовных вопросах — тут нужно найти время для беседы с глазу на глаз). Очень плохо, когда священник — фигура недоступная. Он же пастырь.
Проблема в том, что у нас очень большие храмы — в том числе и новые. В нем служат несколько священников, туда ходит очень много народу — как тут найти единство?! Старинные же приходские храмы были очень маленькими. Духовный отец — это был священник, которого знал весь приход и который знал весь приход. Это и есть основа для жизни общины.
Беседовала Мария Сеньчукова.
Интернет-СМИ «Православие и мир» 10 сентября 2013 г.
valaam.ru
Вебинар
Получите интервью
Получите эксклюзивноеPDF интервью поВнетелесным путешествиямот Дамира Миронова |
 |
