· Кто есть Троица?· Ответы на заблуждения· Что говорили о Святой Троице ранние христиане
Говоря самыми простыми словами, христиане верят, что есть только один Бог, и этот Бог существует в трех Личностях (Лицах). Эти три Личности – Бог Отец, Бог Сын, Бог Святой Дух.
Некоторые христиане используют для объяснения Троицы эту диаграмму. Отец и Сын, и Святой Дух – один Бог, а не три имени одной и той же Личности. Личности отличны друг от друга: Отец – не Сын, Сын – не Святой Дух, а Святой Дух – не Отец.
Бог – одно абсолютно совершенное божественное Существо в трех Личностях. Мы называем Отца, Сына и Святого Духа Личностями, поскольку они обладают личностными свойствами. Между ними существуют личностные взаимоотношения.
Как известно из истории, Феофил, шестой епископ Антиохии Сирийской, первым употребил слово «Троица» в своей работе «Против Автолика» (168 г. н. э.) |
Когда христиане говорят о своей вере в одного Бога в трех Лицах (Троицу), они не имеют в виду одного Бога в трех Богах, или одной Личности в трех Богах.
Они верят в одного Бога, познаваемого в трех Личностях.
Отец – Бог, первое Лицо Троицы; Сын – Бог, второе Лицо Троицы; Святой Дух – Бог, третье Лицо Троицы.
Библия ясно говорит, что есть только один Бог, но все три Личности именуются Богом.
Есть только один Бог:
· Слушай, Израиль: Господь Бог наш, Господь един есть (Втор.6:4).
· Прежде Меня не было Бога, и после Меня не будет (Ис.43:10)
Отец – Бог:
· Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа (2Фес.1:2).
Сын – Бог:
· …Слово было Бог (Ин.1:1-5,14). Иисус именуется Словом.
· Я и Отец одно (Ин.10:30-33).
· Фома, ученик Иисуса, обратился к Нему: «Господь мой и Бог мой» (Ин.20:28).
Иисус не упрекнул Фому в ошибке. Наоборот, Иисус принял это обращение. Другие люди в Писании, например Павел и Варнава (Деян.14), запрещали людям поклоняться им как богам.
· А о Сыне: «престол Твой, Боже, в век века; жезл царствия Твоего – жезл правоты…» (Евр.1:8).
· Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца (Фил.2:9-11).
Павел, автор Послания к филиппийцам, говорит об Иисусе то, что Ис.45:23 говорит о Господе (Иегове), после чего Павел делает вывод, что Иисус – Господь, тот самый Господь Бог Ветхого Завета.
О Божественности Иисуса также говорится в следующих стихах: Ис.7:14; 9:6; Ин.1:1, 18; 8:58-59; 10:30; Деян.20:28; Рим.9:5, 10:9-13; Кол.1:15-16; 2:9; Тит.2:13; Евр.1:3, 8; 2Петр.1:1; 1Ин.5:20.
Святой Дух – Бог:
· Но Петр сказал: Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? …ты солгал не человекам, а Богу (Деян.5:3-4).
Более 60-ти раз Писание одновременно упоминает Отца, Сына и Святого Духа.
· Мф.3:16-17: «И крестившись Иисус тотчас вышел из воды, – и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него. И се, глас с неба глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение».
· Мф.28:19: «…итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа…»
· 2Кор.13:13: «Благодать Господа (нашего) Иисуса Христа, и любовь Бога (Отца), и общение Святого Духа со всеми вами».
· Еф.4:4-6: «Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и чрез всех, и во всех нас».
· Тит.3:4-6: «Когда же явилась благодать и человеколюбие Спасителя нашего, Бога, Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по своей милости, банею возрождения и обновления Святым Духом, Которого излил на нас обильно чрез Иисуса Христа, Спасителя нашего…»
См. также 1Петр.1:2; 1Ин.3:23-24; Иуд.20-21; Рим.14:17-18; 15:13-17; 15:30; 1Кор.6:11, 17-19; 12:4-6; 2Кор.1:21-22; 3:4-6; Гал.2:21-3:2; Еф.2:18; 3:11-17; 5:18-20; Фил.2:1; Кол.1:6-8; 1Фес.1:1-5; 4:2,8; 5:18-19; 2Фес.3:5 и Евр.9:14.
Заблуждение № 1: «Слова «Троица» нет в Библии; это учение было выдумано христианами в IV веке.»
Истина: действительно, слова «Троица» в Библии нет, тем не менее вера в Троицу имеет под собой библейское основание. Термина «Библия» тоже в Библии нет.
Слово «Троица» использовалось для объяснения вечных взаимоотношений между Отцом, Сыном и Святым Духом. Троица отражена во многих библейских отрывках (см. ниже). Ложные представления процветали в первые века христианства, немало их и сейчас. Первым христианам постоянно приходилось отстаивать свои убеждения. Ниже перечислены мыслители (и литературные творения) ранней Церкви, которые отстаивали учение о Троице задолго до 300 г. н. э.
96 | Климент, третий епископ римский |
90-100 | Учение двенадцати апостолов, «Дидахе» |
90? | Игнатий, епископ антиохийский |
155 | Иустин Мученик, великий христианский писатель |
168 | Феофил, шестой епископ антиохийский |
177 | Афинагор, богослов |
180 | Ириней, епископ лионский |
197 | Тертуллиан, раннехристианский апологет |
264 | Григорий Чудотворец |
Заблуждение № 2: «Христиане верят, что есть три Бога.»
Истина: христиане верят, что есть только один Бог.
Некоторые, возможно, считают христиан политеистами (теми, кто верит в многочисленных богов), потому что они называют Отца Богом, Сына Богом и Святого Духа Богом. Но христиане верят только в одного Бога. Библия говорит, что есть только один Бог. Но она также употребляет слово «Бог» применительно к трем отличным друг от друга Личностям. На протяжении столетий люди пытались придумать Троице простое объяснение. Каждая иллюстрация имеет свои ограничения, но некоторые из них могут быть полезными. Например, говорили, что:
Бог – это не 1 + 1 + 1 = 3
Бог – это 1 x 1 x 1 = 1
Св. Патрик (432 г. н. э.) использовал клевер в качестве иллюстрации Троицы. |
Традиционно считается, что Св. Патрик в качестве иллюстрации Троицы использовал трилистник клевера. Он спрашивал: «Здесь один листочек или три? Если один, то почему у него три лепестка одинакового размера? А если три, то почему только один стебелек? Если ты не можешь объяснить такую простую загадку, как клевер, то как можешь ты надеяться понять такую глубокую тайну, как Святая Троица?»
Заблуждение № 3: «Иисус не Бог.»
Истина: Иисус – Бог, второе Лицо Святой Троицы.
1. Слова Самого Иисуса · Он прощал грехи. Мы можем простить грех, совершённый против нас, но не можем простить грех, совершённый против других. Иисус прощал все грехи. (Мк.2:7; Лк.5:21) · Он принимал поклонение, как Бог, следовательно Он равночестен Отцу. (Мф.14:33; 28:17-18; Ин.5:22-23; 9:38) · Он называл Себя Сыном Божиим – этот титул иудеи с полным основанием воспринимали как претензию на равенство с Богом. (Ин.5:17-18; 10:30-33; 19:7)
2.
Заблуждение № 4: «Божество Иисуса меньше Божества Отца.»
Истина: Иисус равен Богу Отцу. Отвергающие эту истину могут опираться на следующие аргументы и стихи. (Эти ереси восходят ко временам Ария, 319 г. н. э.)
Стихи, ошибочно используемые в поддержку учения о том, что Христос был сотворён:
1. Кол.1:15: если Христос «рождён прежде всякой твари», то был ли Он сотворён?
Ответ: выражение «рождённый прежде» (букв., «первородный») не может означать, что Христос был сотворён, поскольку Павел говорит, что всё творение было создано Им и для Него, а также что Он существовал прежде всего творения, и что всё Им стоит (Кол.1:16-17). Традиционно «первородный» был главным наследником. В контексте первой главы Послания колоссянам Павел говорит, что Христос, будучи Сыном Божьим, является главным наследником всего творения (Кол.1:12-14).
2. Ин.3:16: означает ли выражение «единородный Сын», что Иисус имел начало?
Ответ: «единородный» (моногенес) не означает, что Иисус имел временное начало; это означает, что Иисус – единственный, «уникальный» Сын Бога. В Ветхом Завете на греческом языке Исаак назван «уникальным» сыном Авраама, хотя у него были и другие дети (Быт.22:2). Иисус – Единородный Сын Бога, потому что Он есть совершенный Бог и единственный вечный Сын Отца (Ин.1:1-3; 14-18).
Стихи, ошибочно используемые в поддержку учения о том, что Христос по Своей природе менее Отца:
1. Ин.14:28: если «Отец более» Иисуса, как Иисус может быть Богом?
Ответ: Во время Своей человеческой жизни на земле Иисус добровольно разделил нашу природную ограниченность, чтобы спасти нас. Следовательно слова «Отец Мой более Меня» нужно относить ко Христу как к Человеку.
2. 1Кор.15:28: Если Иисус Бог, то почему Он подчиняется Отцу?
Ответ: здесь речь идёт о воле Христа как Человека.
3. Мк.13:32: Если Иисус Бог, как Он мог не знать времени Своего возвращения?
Ответ: Иисус добровольно уничижил Себя Самого, чтобы испытать ограничения человеческой жизни. Как это ни парадоксально, Иисус при этом оставался всеведущим Богом (Ин.16:30). Именно таких парадоксов и следует ожидать, если, как говорит Библия, Бог решил прожить полноценную человеческую жизнь (Ин.1:1, 14).
Заблуждение № 5: «Отец, Сын и Дух – всего лишь разные титулы Иисуса, или три различных способа, которыми Бог являл Себя людям».
Слово «Троица» использовалось для объяснения вечных взаимоотношений между Отцом, Сыном и Святым Духом. |
Истина: Библия ясно показывает, что Отец, Сын и Святой Дух – разные личности.
Некоторые полагают, что учение о Троице противоречит истине о том, что есть только один Бог. Они утверждают, что один Иисус является единственным истинным Богом, а следовательно, Иисус – это «имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф.28:19), а не только имя Сына. Несомненно, есть только один Бог, однако мы должны позволить Библии объяснить, что это значит. А Библия ясно говорит, что Отец, Сын и Дух Святой – три личности:
· Отец посылает Сына (1Ин.4:14; Гал.4:4)
· Отец посылает Духа (Ин.14:26; Гал.4:6)
· Сын говорит не от Самого Себя, а от имени Отца (Ин.8:28; 12:49)
· Дух говорит не от Себя, а от имени Иисуса (Ин.16:13-15)
· Отец любит Сына, и Сын любит Отца (Ин.3:35; 5:20; 14:31)
· Отец и Сын – два свидетеля (Ин.5:31-32, 8:16-18)
· Отец и Сын прославляют друг друга (Ин.17:1, 4-5), а Дух прославляет Иисуса-Сына (Ин.16:14)
· Сын ходатайствует за нас перед Отцом (1Ин.2:1; греч. – параклетос); Иисус-Сын послал Святого Духа, другого Ходатая (в рус. переводе Утешителя, Ин.14:16; 26)
· Иисус Христос – не Отец, но Сын Отчий (2Ин.3)
В Мф.28:19 Иисус не называет Себя Отцом, Сыном и Святым Духом. Он говорит, что христианское крещение свидетельствует о вере человека в Отца, Сына, Которого Отец послал, чтобы умереть за наши грехи, и Святого Духа.
Заблуждение № 6: «Иисус в действительности не был совершенным Богом и совершенным человеком».
Многие люди издавна отвергали идею о том, что Иисус одновременно является совершенным Богом и совершенным человеком. Они пытались разрешить этот парадокс, называя Иисуса простым человеком, через которого говорил Бог, или Богом, Который лишь принял вид человека, или предлагали какие-то еще «простые» теории. Действительно, мы не можем до конца постичь своим умом, как в Иисусе Бог стал человеком. Но воплощение – истина о том, что Бог стал плотью, – является высшим подтверждением того, что для Бога нет ничего невозможного (Быт.18:14; Лк.1:37). И Библия ясно излагает эту истину.
Ириней, епископ лионский (177 г. н. э.), писал: «А Церковь… приняла от апостолов и их учеников, свою веру в единого Бога и Отца Всемогущего, создавшего небо и землю, и море, и всё, что в них, и в единого Христа Иисуса, Сына Божьего, Который стал плотью для нашего спасения, и в Святого Духа, Который через пророков возвестил домостроительство Божие…» |
Библия ясно показывает, что Иисус был совершенным человеком:
В детстве Он развивался физически, интеллектуально, социально и духовно (Лк.2:40,52).
Он уставал; Он спал; Он потел; Он испытывал голод и жажду; Он пролил кровь и умер; Его тело было похоронено (Мф.4:2; 8:24; Лк.22:44; Ин.4:6-7; 19:28-42).
После воскресения из мёртвых Он ел и пил с людьми, показал им Свои раны и дал им прикоснуться к Своему телу (Лк.24:39-43; Ин.20:27-29; Деян.10:41).
Библия также ясно показывает, что Иисус был и остается Богом в человеческом облике:
Иисус делал на земле то, что может делать только Бог: Он повелевал силам природы (Мф.8:23-27; 14:22-33), прощал грехи (Мк.2:1-12), заявлял о том, что Он выше закона о Субботе (Ин.5:17-18), и давал жизнь тем, кому Ему было угодно (Ин.5:19-23).
Павел сказал, что Бог приобрёл Церковь Своею кровью (Деян.20:28).
Павел также сказал, что правители века сего по незнанию распяли Господа славы (1Кор.2:8).
Вся полнота Божества пребывает во Иисусе (Кол.2:9).
Раннехристианские богословы первых двух столетий нашей эры написали много книг в защиту христианства от опасностей:
· гонений со стороны Римской империи. Вплоть до начала IV века христианство было вне закона, и христиане часто подвергались зверским гонениям. · ересей, извращающих основные учения христианства, особенно о божественности Иисуса Христа и природе Бога.
Апостольский Символ веры был одним из самых ранних утверждений веры, составленных для разъяснения основополагающих учений христианства. Он подчёркивает истинную человечность Иисуса, которую отрицали еретики того времени.
Верую в Бога Отца всемогущего, Творца неба и земли.И в Иисуса Христа, Господа нашего, зачатого от Духа Святого, рожденного девой Марией, пострадавшего при Понтии Пилате, распятого, умершего и погребенного, сошедшего в преисподнюю, воскресшего из мертвых в третий день, вознесшегося на небеса и сидящего одесную Бога Отца всемогущего, откуда Он придет судить живых и мертвых.Верую в Духа Святого, в единую, святую вселенскую церковь, в общение святых, в отпущение грехов, в воскресение плоти и в жизнь вечную.
Никейский Символ веры был написан руководителями Церкви в 325 г. н. э., а впоследствии дополнен. Он был написан, чтобы защитить веру Церкви в совершенную божественность Христа и официально отвергнуть учение Ария, который говорил, что Иисус – сотворённое, низшее божество.
Веруем в единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого.
И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, от Отца рожденного прежде всех веков, света от света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, через которого сотворено все; ради нас, людей, и нашего спасения ради сошедшего с небес и принявшего плоть от Духа Святого и Марии девы, и ставшего человеком, распятого за нас при Понтии Пилате, страдавшего и погребенного; и воскресшего в третий день по писанию, и восшедшего на небеса, и сидящего одесную Отца, и снова грядущего со славою судить живых и мертвых; Его же царствию не будет конца.
И в Духа Святого, Господа Животворящего, от Отца исходящего, поклоняемого и прославляемого равно с Отцом и Сыном, говорившего в пророках. В единую святую вселенскую и апостольскую Церковь. Исповедуем единое крещение во оставление грехов. Ожидаем воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь.
Афанасьевский Символ веры, написанный около 400 г. н. э. и названный по имени Афанасия, великого защитника учения о Троице, говорит, что три Личности – не три Бога, а один Бог.
А всеобщая вера такова: мы чтим единого Бога в Троице, и Троицу в единстве, не смешивая ипостаси и не разделяя на части божественную сущность.
Ибо одна есть ипостась Отца, вторая – Сына и третья – Духа Святого.
Но божество и Отца, и Сына, и Святого Духа едино, слава равна, и величие одинаково вечно. Каков Отец, таков и Сын, таков и Дух Святой.
Отец не сотворен, Сын не сотворен, не сотворен и Дух Святой. Отец непостижим, и Сын непостижим, непостижим и Дух Святой. Отец вечен, и Сын вечен, вечен и Дух Святой.
Однако ж не трое вечных, но один вечный; равно как и не трое несотворенных или трое непостижимых, но один несотворенный, и один непостижимый.
Подобным же образом, Отец всемогущ, и Сын всемогущ, всемогущ и Дух Святой. Однако не трое всемогущих, но один всемогущий.
Так, отец есть Бог, Сын есть Бог, и Дух Святой есть Бог. Однако не три Бога, но один Бог.
А также Отец есть Господь, Сын есть Господь, и Дух Святой есть Господь. Однако не три Господа, но один Господь.
Ибо как христианская истина побуждает нас каждую Ипостась в отдельности исповедовать Богом и Господом, так вселенское благочестие запрещает нам говорить о трех Богах или трех Господах.
Отец никем не создан, не сотворен и не рожден.
Сын Отцом одним не создан, не сотворен, но рожден.
Дух святой от Отца (и Сына) не создан, не сотворен и не рожден, но исходит.
Итак, один Отец, а не три Отца; один Сын, а не три Сына; один Дух Святой, а не три Святых Духа.
В этой Троице нет первого и последнего, нет большего или меньшего, но три Ипостаси меж собой одинаково вечны и равны; следовательно, как уже сказано, надлежит поклоняться Троице в единстве и единству в Троице.
А потому, кто желает спастись, тот так думай о Троице.
Но для вечного спасения нужно также безусловно верить в воплощение Господа нашего Иисуса Христа.
Таким образом, истинная вера состоит в том, чтобы веровать и исповедовать, что Господь наш Иисус Христос, Сын Божий, есть и Бог, и человек. Бог, от природы Отца рожденный прежде всех времен, и человек, от природы матери рожденный во времени; совершенный Бог и совершенный человек, в котором разумная душа и человеческое тело, равный Отцу по божеству, и меньший Отца по человечеству. Но хотя он и Бог и человек, однако не два Христа, но один Христос.
Он един не превращением божественного в человеческое, но восприятием человеческого в божество.
Он един совершенно, однако не слиянием природ, но единством личности.
Ибо равно как разумная душа и тело вместе есть один человек, так и Бог и человек есть один Христос, пострадавший ради нашего спасения, сошедший в ад, в третий день воскресший из мертвых, вознесшийся на небеса и воссевший одесную Отца, откуда Он придет судить живых и мертвых.
В пришествие Его все люди воскреснут из мертвых с телами своими, чтобы дать отчет в делах своих.
И делавшие доброе пойдут в жизнь вечную, а делавшие злое – в огонь вечный.
Вот вера вселенская. Кто не будет верно и твердо держаться ее, тот не может спастись.
Догмат, сформулированный на Халкидонском Соборе 451 г. в защиту истины от лжеучителей, утверждает, что Иисус – совершенный Бог и совершенный Человек.
Последуя святым отцам, мы единогласно учим исповедовать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в божестве и совершенного в человечестве; истинного Бога и истинного человека, имеющего душу и тело; единосущного Отцу по божеству и единосущного нам по человечеству, во всем нам подобного, кроме греха; рожденного прежде веков от Отца по божеству, в последние же сии дни рожденного ради нас и нашего спасения ради от Марии девы Богородицы по человечеству; одного и того же Христа, Сына, Господа, единородного, в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого (различие двух естеств никак не упразднется их союзом, но свойства каждого естества сохраняются, соединенные в одном Лице и в одной Ипостаси); на два Лица не рассекаемого и не разделяемого, но одного и того же Сына и единородного Бога Слово, Господа Иисуса Христа; как издревле говорили о Нем пророки, и как Сам Господь Иисус Христос научил нас, и как передал нам символ отцов наших.
Божественные качества | Отец | Сын | Святой Дух |
Вечный | Рим.14:25 | Откр.1:17 | Евр.9:14* |
Творец всего | Пс.99:3 | Кол.1:16 | Ис.40:13 |
Вездесущий (может находиться повсюду одновременно) | Иер.23:24 | Мф.28:20 | Пс.138:7 |
Всезнающий (всё знает) | Мф.11:27 | Ин.21:17; см. тж. Мф.11:27 | 1Кор.2:10 |
Обладает волей и совершает сверхъестественные действия | Еф.1:5 | Мф.8:3 | 1Кор.12:11 |
Даёт жизнь | Быт.1:11-31; см. тж. Ин.5:21 | Ин.1:4; см. тж. Ин.5:21 | Рим.8:10; см. тж. Ин.3:8 |
Укрепляет верующих | Пс.137:3 | Флп.4:13 | Еф.3:16 |
*) В греческом тексте этого стиха Святой Дух назван «Вечным Духом».
azbyka.ru
Апофатизм, свойственный богомыслию Восточной Церкви, не тождествен безличностной мистике, опыту абсолютной Божественной внебытийности, в которой исчезают как человеческая личность, так и Божественное Лицо.
Предел, которого достигает апофатическое богословие, если только можно говорить о пределе и завершении там, где речь идет о восхождении к бесконечному, этот бесконечный предел не есть какая-то природа или сущность; это также и не лицо, это — нечто, одновременно превышающее всякое понятие природы и личности, это — Троица.
Святой Григорий Богослов, которого часто называют «певцом Пресвятой Троицы», говорит в своих богословских поэмах:
«С тех пор, как, отрешившись от житейского, предал я душу светлым небесным помыслам, и высокий ум, восхитив меня отсюда, поставил меня далеко от плоти, скрыл меня в таинницах небесной скинии, осиял мои взоры светом Троицы, светозарнее Которой ничего не представляла мне мысль, Троицы, Которая с превознесенного престола изливает на всех общее и неизреченное сияние, Которая есть начало всего, что отделяется от превыспреннего временем, с тех пор я умер для мира, а мир умер для меня».
Под конец своей жизни он выражает желание быть «там, где моя Троица в полном блеске Ее сияния… Троица, даже неясная тень Которой наполняет меня волнением».
Если само начало тварного бытия есть изменяемость, переход из небытия в бытие, если тварь по самой природе своей условна, то Троица есть абсолютная неизменяемость. Хотелось бы даже сказать: «абсолютная необходимость совершенного бытия», но идея необходимости неприложима к Троице, ибо Она — за пределами антиномии необходимого и случайного. Совершенно личностная и совершенно природная, в Ней свобода и необходимость — едины, или вернее они не могут иметь места в Боге. У Троицы — никакой зависимости от тварного: акт сотворения мира ни в чем не определяет того, что принято называть «вечное происхождение Божественных Лиц». Тварного могло бы и не быть, Бог и тогда был бы Троицей — Отцом, Сыном и Духом Святым, ибо сотворение есть акт воли, происхождение Лиц — акт природы (kata jusin).
В Боге — никакого внутреннего процесса, никакой диалектики трех Лиц, никакого становления, никакой трагедии в Абсолюте, для преодоления или разрешения которой потребовалось бы троическое развитие Божественного существа. Подобные вымыслы, свойственные романтическим теориям немецкой философии прошлого века, совершенно чужды догмату о Пресвятой Троице. Если мы и говорим о происхождении, о внутренних действиях или самоопределениях, эти выражения, предполагающие понятия времени, становления, намерения, только показывают, до какой степени наш язык и даже сама наша мысль бедны и недостаточны применительно к изначальной тайне Откровения.
Мы снова принуждены обратиться к апофатическому богословию, чтобы освободиться от понятий, свойственных нашему мышлению, и будем превращать их только в точки опоры, с которых мы поднимались бы к созерцанию той Реальности, Которую не может вместить в себя тварный ум.
Именно это и имеет в виду святой Григорий Богослов в своем Слове на Крещение:
«Я еще не начал думать об Единице, как Троица озаряет меня Своим сиянием. Едва я начал думать о Троице, как Единица снова охватывает меня. Когда Один из Трех представляется мне, я думаю, что Это целое, до того мой взор наполнен Им, а остальное ускользает от меня; ибо в моем уме, слишком ограниченном, чтобы понять Одного, не имеется больше места для остального. Когда я объединяю Трех в одной и той же мысли, я вижу единый светоч, но не могу разделить или рассмотреть соединенного света».
Наша мысль должна безостановочно двигаться, перебегать от Одного к Трем и снова возвращаться к Единству; должна безостановочно колебаться между обоими терминами этой антиномии, чтобы дойти до созерцания царственного покоя этой троичной Единицы. Как заключить в один образ антиномию единства и троичности? Можно ли объять эту тайну без помощи несоответствующих ей понятий движения или развития?
И тот же Григорий Богослов сознательно заимствует язык Плотина, что может ввести в заблуждение только лишь умы ограниченные, не способные возвыситься над рациональными понятиями, умы «критиков» и «историков», занятых разыскиванием в творениях святых отцов «платонизма» и «аристотелизма». Святой Григорий говорит с философами как философ, дабы «приобресть философов к созерцанию Святой Троицы: Единица приходит в движение от Своего богатства, двоица преодолена, ибо Божество выше материи и формы. Троица замыкается в совершенстве, ибо Она первая преодолевает состав двоицы. Таким образом Божество не пребывает ограниченным, но и не распространяется до бесконечности. Первое было бы бесславным, а второе — противоречащим порядку. Одно было бы совершенно в духе иудейства, а второе — эллинства и многобожия».
Здесь как бы просвечивает тайна числа «три»: Божество не единично и не множественно; Его совершенство превыше множественности, коренящейся в двоичности (вспомним бесконечные диады гностиков и дуализм платоников), и находит Свое выражение в Троичности.
Слова «находит Свое выражение» сюда, собственно, не подходят: Божеству нет необходимости выражать Свое совершенство ни Самому Себе, ни другим. Оно есть Троица, и этот факт не может быть выведен из какого-либо принципа, не может быть объяснен какой-либо «достаточной» причиной, ибо нет ни начала, ни причины, предшествующих Троице.
TriaV (три) — это «наименование соединяет то, что соединено по естеству, и не дозволяет, чтобы с распадением числа разрушилось неразрушимое», говорит святой Григорий Богослов. Два — число разделяющее, три — число, превосходящее разделение: единое и множественное оказываются собранными и вписанными в Троицу: «Когда я называю Бога, я называю Отца, Сына и Святого Духа. Не потому, что я предполагаю, что Божество рассеяно — это значило бы вернуться к путанице ложных богов; и не потому, чтобы я считал Божество собранным воедино — это значило бы Его обеднить. Итак, я не хочу впадать в иудейство ради Божественного единодержавия, ни в эллинство, из-за множества богов».
Святой Григорий Богослов не пытается оправдать Троичность Лиц перед человеческим разумом; он просто указывает на недостаточность любого числа, кроме числа «три». Однако напрашивается вопрос: приложимо ли понятие числа к Богу и не подчиняем ли мы таким образом Божество одному из внешних определений, одной из категорий, свойственных нашему мышлению, а именно категории числа три? Святой Василий Великий так отвечает на это возражение:
«Мы не ведем счет, переходя от одного до множественности путем прибавления, говоря один, два, три, или первый, второй, третий, ибо „Я первый и Я последний, и кроме Меня нет Бога“ (Ис.44:6). Никогда до сего дня не говорили: „второй Бог“, но, поклоняясь Богу от Бога, исповедуя различие Ипостасей, без разделения природы на множественность, мы остаемся при единоначалии».
Иными словами, речь идет здесь не о материальном числе, которое служит для счета и ни в какой мере не приложимо к области духовной, в которой нет количественного возрастания. В частности, когда это число относится к нераздельно соединенным Божественным Ипостасям, совокупность которых («сумма», если выражаться не совсем подходящим языком) всегда равна только единице
(3 = 1), тройственное число не является количеством, как мы это обычно понимаем: оно обозначает в Божестве неизреченный Его порядок.
Созерцание этого абсолютного совершенства, этой Божественной полноты, каковой является Пресвятая Троица, — Бог Лицо, но не замкнутая в Себе личность, — сама мысль о Которой — лишь «бледная Ее тень» — и та возносит душу человека над изменчивым и замутненным бытием, сообщая ей устойчивость среди страстей, ясное бесстрастие (apaJeia), которое и есть начало обожения. Ибо тварь, изменчивая по своей природе, должна по благодати достигнуть состояния вечной успокоенности, приобщившись бесконечной жизни в свете Пресвятой Троицы. Поэтому Церковь ревностно защищала тайну Пресвятой Троицы против естественных стремлений человеческого разума, пытавшихся устранить эту тайну, сводя троичность к одному единству и превращая ее в «эссенцию» философов, проявляющуюся тремя модусами (модализм Савеллия), или же разделяя ее на три отличные друг от друга существа, как это делал Арий.
Церковь выразила термином «омоусиос» единосущность трех Лиц, таинственное тождество монады и триады и одновременность тождества единой природы и различия трех Ипостасей. Интересно отметить, что выражение «омоусион» встречается у Плотина. Плотиновская троица состоит из трех единосущных ипостасей: Единое, Ум и Душа мира. Однако их единосущность не поднимается до Троичной антиномии христианского догмата: она представляется нам как бы нисходящей иерархией и проявляется в непрерывной эманации ипостасей, которые, переходя одна в другую, одна в другой отражаются. Это лишний раз показывает, как ошибочен метод историков, которые хотят выразить мысль отцов Церкви, интерпретируя термины, которыми они пользуются в духе эллинистической философии.
Откровение разверзает пропасть между Истиной, которую оно провозглашает, и истинами, которые могут быть открыты путем философского умозрения. Если человеческая мысль, которую, как еще смутную и нетвердую веру, вел к Истине какой-то инстинкт, могла ощупью вне христианского учения формировать какие-то идеи, приближающие ее к Троичности, то сама тайна Бога-Троицы оставалась для нее закрытой. Здесь необходимо «изменение ума», metanoia; слово это означает также «покаяние», подобное покаянию Иова, когда он оказался лицом к лицу с Богом:
«Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя. Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе» (Иов 42:5-6).
Тайна Троичности становится доступной только незнанию, подымающемуся над всем тем, что может содержаться в концепциях философов. Однако это незнание, не только мудрое, но и милосердное, снова нисходит до этих понятий, чтобы их изменить, преобразовывая выражения мудрости человеческой в орудия Премудрости Божественной, что для эллинов есть безумие.
Потребовались нечеловеческие усилия таких отцов Церкви, как святые Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов и еще многих других, чтобы очистить понятия, свойственные эллинскому образу мысли, разрушить их непроницаемые перегородки, вводя в них начало христианского апофатизма, преобразовавшего рационалистическое умствование в созерцание тайн Пресвятой Троицы. Надо было найти терминологическое различение, которое выражало бы в Божестве единство и различие, не давая преобладания ни одному, ни другому, не давая мысли уклониться ни в унитаризм савеллиан, ни в требожие язычников.
Отцы IV, «тринитарного», по преимуществу, века, чтобы подвести умы к тайне Троичности, охотнее всего пользовались терминами «усия» и «ипостась». Термином «усия» часто пользуется Аристотель и определяет его в V главе своих «Категорий» следующим образом:
«Называют главным образом, прежде всего и в собственном смысле „усиями“ то, что не может быть сказано ни о каком (другом) индивиде и то, что не находится ни в каком (другом) индивиде, например, „этот человек, эта лошадь“. Вторичными „усиями“ (deuterai ousiai) называют виды, в которых первые „усии“ существуют с соответствующими родами; таким образом „этот человек“ есть человек по виду, а животное по роду».
Иначе говоря, первые «усии» обозначают «индивидуальные существования», существующий индивид, вторые «усии» обозначают «сущности» в реалистическом смысле этого термина. Термин «ипостась», не имея значимости философского термина, обозначал на обычном языке то, что действительно существует, «существование» (от глагола ujistamia). Святой Иоанн Дамаскин в своей «Диалектике» дает следующее определение концептуального значения обоих терминов:
«Субстанция (усия) есть самосущая вещь, не нуждающаяся для своего существования ни в чем другом. Или еще: субстанция есть то, что само по себе является ипостасным (auJupostaton) и не имеет своего бытия в другом, то есть то, что существует не через другое, и не в другом имеет свое бытие и не нуждается в другом для своего существования, но существует само по себе, — и в чем акциденция получает свое бытие» (гл. 39).
«Слово „ипостась“ имеет два значения. Иногда оно обозначает простое бытие. Согласно этому значению, субстанция (усия) и ипостась — одно и то же. Поэтому некоторые из святых отцов говорили: „природы или ипостаси“. Иногда же термин „ипостась“ обозначает бытие само по себе, бытие самостоятельное. Согласно этому значению, под ним разумеется индивид, отличающийся от других лишь численно, например: „Петр, Павел, какая-нибудь определенная лошадь“» (гл. 42) .
Итак, оба термина представляются более или менее синонимичными: «усия» обозначает субстанцию индивидуальную, хотя и может обозначать сущность, общую некоторым индивидам; «ипостась» — существование вообще, но может также прилагаться к субстанциям индивидуальным. По свидетельству Феодорита Кирского, «для мирской философии нет никакой разницы между „усией“ и „ипостастью“. Ибо „усия“ обозначает то, что есть, а „ипостась“ — то, что существует. Но, по учению святых отцов, между „усией“ и „ипостасью“ имеется та же разница, как между общим и частным». Гениальность святых отцов заключалась здесь в том, что они пользовались обоими синонимами, чтобы различать в Боге то, что является общим –«усия» — субстанция или сущность, и то, что является частным –«ипостась» или Лицо.
Что касается термина «persona» (греч. proswpon), пользовавшегося успехом главным образом на Западе, то он вызвал горячие протесты со стороны восточных отцов. Действительно, это слово, отнюдь не имея современного значения «личности» (например, человеческая личность), обозначало скорее внешний вид индивида, обличие, наружность, маску («личину»), или роль актера. Святой Василий Великий усматривал в применении этого термина к учению о Святой Троице свойственную западной мысли тенденцию, которая уже однажды выразилась в савеллианстве, делая из Отца, Сына и Духа Святого три модальности единой субстанции.
В свою очередь западные видели в термине «ипостась», который они переводили словом «substantia» выражение тритеизма и даже арианства. В конце концов все недоразумения были устранены: термин «ипостась» перешел на Запад, сообщая понятию личности его конкретное значение, а термин «лицо», или proswpon был принят и должным образом истолкован на Востоке. Таким образом проявилась кафоличность Церкви, освобождая умы от их природной ограниченности, зависящей от различного образа мышления и различной культуры. Если латиняне выражали тайну Святой Троицы, исходя из единой сущности (essentia), чтобы от нее прийти к трем Лицам, а греческие отцы предпочитали в качестве отправной точки конкретное — три Ипостаси — и в них усматривали единую природу — это был один и тот же догмат о Святой Троице, который исповедовал до разделения Церквей весь христианский мир.
Святой Григорий Богослов, объединяя обе точки зрения, говорит:
«Когда я произношу слово „Бог“, вы озаряетесь единым и тройственным светом — тройственным в отношении к особенным свойствам или к Ипостасям (если кому угодно так), или к Лицам (ни мало не будем препираться об именах, пока слова ведут к той же мысли) — я говорю „единым“ в отношении к понятию сущности („уси“) и, следственно, Божества. Бог разделяется, так сказать, неразделимо и сочетается раздельно; потому что Божество есть Единое в Трех, и едино суть Три, в Которых Божество, или, точнее, которое суть Божество».
В другом слове он кратко излагает свое учение, различая при этом характерные черты Ипостасей: «„Быть нерожденным, рождаться и исходить“ дает наименования: первое — Отцу, второе — Сыну, третье — Святому Духу, так что неслитность трех Ипостасей соблюдается в едином естестве и достоинстве Божества. Сын — не Отец, потому что Отец — один, но то же, что Отец. Дух не Сын, хотя и от Бога (потому Что Единородный — один), но то же, что Сын. И Три — единое по Божеству, и Единое — три по личным свойствам, так что нет ни единого — в смысле Савеллиевом, ни трех — в смысле нынешнего лукавого разделения» (т. е. арианства).
В образе мыслей восточных отцов очищенное от аристотелизма богословское понятие ипостаси означает скорее не индивид, а личность в современном понимании этого слова. Действительно, наше представление о человеческой личности как о чем-то «личностном», делающем из каждого человеческого индивида существо «уникальное», совершенно ни с кем не сравнимое и к другим индивидуальностям несводимое, дало нам именно христианское богословие. Философия древнего мира знала только человеческие индивиды. Человеческая личность не может быть выражена понятиями. Она ускользает от всякого рационального определения и даже не поддается описанию, так как все свойства, которыми мы пытались бы ее охарактеризовать, можно найти и у других индивидов. «Личное» может восприниматься в жизни только непосредственной интуицией или же передаваться каким-нибудь произведением искусства. Когда мы говорим:
«Это — Моцарт» или «это — Рембрандт», то каждый раз оказываемся в той «сфере личного», которой нигде не найти эквивалента. Однако «человеческие личности или ипостаси разъединены и, по учению святого Иоанна Дамаскина, не существуют одна в другой»; тогда как «в Святой Троице наоборот, …Ипостаси находятся одна в другой».
Дело личностей человеческих различно, дело же Лиц Божественных не различно, ибо «Три», имея одну природу, имеют и одну волю, одну силу, одно действие. Святой Иоанн Дамаскин говорит, что Лица «соединяются, не сливаясь, но совокупно друг со другом сопребывая и друг друга проникая (thn en allhlaiz pericwrhsin ekousi) без всякого смешения и слияния, и так, что не существуют один вне другого или не разделяются в сущности согласно Ариеву разделению. Ибо, чтобы сказать кратко, Божество нераздельно в разделенном, подобно тому, как в трех солнцах, тесно друг ко другу примыкающих и никаким расстоянием не разделяемых — одно и смешение света, и слияние».
«Ибо каждая (ипостась) едина есть с другой, не менее, как с самой собою».
Действительно, каждая из трех Ипостасей заключает в Себе единство, единую природу свойственным ей образом, который, хотя и отличает Ее от двух других Лиц, в то же время создает неразделимую связь, соединяющую Трех.
«Нерождаемость, рождение и исхождение… только этими ипостасными свойствами и различаются между собой три святые Ипостаси, нераздельно различаемые не по сущности, а по отличительному свойству каждой ипостаси». «Ибо Отец, и Сын, и Святой Дух во всем едины, кроме нерождаемости, рождения и исхождения».
Единственная характерная ипостасная особенность, которую мы могли бы считать свойственной только каждой из них и которая не встречалась бы у других по причине их единосущности, была бы соотносимость по происхождению. Однако эту соотносимость должно понимать апофатически: это прежде всего отрицание, указывающее на то, что Отец — не Сын и не Дух Святой, что Сын — не Отец и не Дух, что Святой Дух — не Отец и не Сын. Рассматривать эту соотносимость иначе, значило бы подчинять Троицу одной из категорий аристотелевой логики — категории соотношения (или связи). Воспринятая апофатически, эта связанность отмечает различие, но тем не менее не указывает, «каким именно образом» Лица Пресвятой Троицы происходят.
«Образ рождения и образ исхождения для нас непостижим», — говорит святой Иоанн Дамаскин. «Что, конечно, различие между рождением и исхождением есть, это мы узнали, но какой образ различия — этого никак не постигаем». Уже святой Григорий Богослов должен был отклонить попытки определять модус происхождения Лиц Святой Троицы.
«Ты спрашиваешь, — говорит он, — что такое исхождение Духа Святого? Скажи мне сначала, что такое нерождаемость Отца, тогда в свою очередь я, как естествоиспытатель, буду обсуждать рождаемость Сына и исхождение Святого Духа. И мы оба будем поражены безумием за то, что подсмотрели тайны Божии».
«Ты слышишь о рождении; не допытывайся знать, каков образ рождения. Слышишь, что Дух исходит от Отца; не любопытствуй знать, как исходит». Действительно, если соотношения по происхождению — нерождаемость, рождение и исхождение, по которым мы различаем три Ипостаси, приводят нашу мысль к единому Источнику Сына и Святого Духа — к phgaia Jeothz, к Источнику Божества — Отцу, они этим не устанавливают особых отношений между Сыном и Духом Святым. Эти два Лица различаются модусом своего происхождения: Сын от Отца рождается, Святой Дух от Отца исходит. Этого достаточно для их различения.
Возражения святого Григория Богослова показывают, что тринитарные рассуждения, не удовлетворившись формулой исхождения Святого Духа dia uiou — «через Сына», или «в соотношении с Сыном» (выражение, имеющееся у святых отцов и означающее чаще всего миссию в мире Святого Духа через посредничество Сына), пытались установить связь между Сыном и Духом Святым по их ипостасному происхождению. Это отношение между обоими Лицами, происходящими от Отца, было установлено западным учением об исхождении Святого Духа аb utroque, то есть одновременно от двух Лиц — от Отца и Сына. Именно Filioque и был единственной догматической причиной, был «первопричиной» разделения Востока и Запада; остальные доктринальные разногласия — только его последствия.
Чтобы понять, что именно восточные отцы хотели защитить, возражая против западной формулы и ее не принимая, достаточно сопоставить обе тринитарные концепции в том виде, в каком они противопоставлялись к середине IX века.
Как мы уже сказали, западная мысль в своем изложении тринитарного догмата чаще всего отправлялась от единой природы, чтобы прийти к Лицам, тогда как греческие отцы шли путем противоположным — от трех Лиц к единой природе. Святой Василий Великий предпочитал этот последний путь, отправлявшийся от конкретного, в соответствии со Священным Писанием и крещальной формулой, именующей Отца и Сына и Святого Духа. Таким образом, мысль не могла блуждать, когда сначала созерцала Лица, чтобы затем перейти к созерцанию их общей природы. Однако оба эти пути были вполне законны, поскольку они не предполагали, в первом случае, первенства единой сущности над тремя Лицами, во втором — первенства трех Лиц над общей природой. И действительно, мы видим, как святые отцы, чтобы установить различие между природой и Лицами и не выделять при этом ни одного, ни другого, пользуются двумя синонимами — «усия» и «ипостась».
Когда утверждаются Лица (или Лицо), одновременно утверждается и природа, и обратно, ибо природа не мыслится вне Лиц или же «прежде» Лиц, хотя бы и в логическом порядке. Если мы нарушаем в ту или другую сторону равновесие этой антиномии между природой и Лицами, абсолютно тождественными и одновременно абсолютно различными, мы уклоняемся или в савеллианский унитаризм (Бог-эссенция философов), или в тритеизм. В формуле исхождения Святого Духа от Отца и Сына греки увидели тенденцию подчеркнуть единство природы в ущерб реальному различению Лиц: соотношения по происхождению, не приводящие Сына и Духа непосредственно к Единому Источнику — Отцу, Одного — как Рожденного, Другого — как Исходящего, — становятся некоей «системой соотношений» в единой сущности, чем-то логически сущности последствующим.
Действительно, в умозрении Западной Церкви Отец и Сын изводят Дух Святой, поскольку Они представляют единую природу; в свою очередь Святой Дух, Который для западных богословов является «связью между Отцом и Сыном», означает природное единство двух первых Лиц. Ипостасные свойства (отцовство, рождение, исхождение) оказываются более или менее растворенными в природе или сущности, которая как начало единства Святой Троицы становится дифференцированным соотношением: соотносясь к Сыну — как Отец, к Святому Духу — как Отец и Сын. Отношения, вместо того, чтобы отличать Ипостаси, с Ними отождествляются.
Позднее святой Фома Аквинский это и скажет: «Название „Лицо“ означает отношение» , то есть отношение внутри-сущностное, которое ее — сущность — разнообразит.
Мы не станем отрицать разницы между такой концепцией троичности и концепцией, скажем, святого Григория Богослова, который видит в Ней (Троице) «три святыни, которые сходятся в единое Господство и Божество». Реньон совершенно справедливо замечает:
«Латинская философия сперва рассматривает природу в себе, а затем доходит до ее Носителей; философия греческая рассматривает сперва Носителей и проникает затем в Них, чтобы найти природу. Латинянин рассматривает Лицо как модус природы, грек рассматривает природу как содержание Лица».
Греческие отцы всегда утверждали, что начало единства в Святой Троице — Личность Отца. Будучи началом двух других Лиц, Отец тем самым является пределом соотношений, от которых Ипостаси получают свое различение: давая Лицам их происхождение. Отец устанавливает и их соотношение с единым началом Божества как рождение и исхождение. Поэтому Восточная Церковь и воспротивилась формуле «Filioque», которая как бы наносила урон единоначалию Отца: или надо было нарушить единство и признать два начала Божества, или же обосновывать единство, прежде всего общностью природы, которая тем самым выдвигалась бы на первый план, превращая Лица во взаимо-связи внутри единой сущности.
Для западных соотношения «разнообразят» первичное единство; для восточных они одновременно означают и различие и единство, ибо они относятся к Отцу, Который и есть Начало и «воссоединение» sugke (jalaiosiz) Троицы. Именно в этом смысле святой Афанасий Великий понимает изречение святого Дионисия Александрийского:
«Нераздельную Единицу мы распространяем в Троицу и неумаляемую Троицу опять сводим в Единицу».
И в другом месте он заявляет:
«Одно начало Божества и единоначалие в собственном смысле».
По выражению греческих отцов, «один Бог, потому что один Отец».
Лица и природа полагаются, если можно так сказать, одновременно, без того, чтобы одна логически предшествовала другим. Отец — phgaia Jeoth, Источник всякого Божества в Троице, изводит Сына и Святого Духа, сообщая Им Свою природу, которая остается единой и нераздельной, самой себе в Трех Лицах тождественной. Исповедывать единую природу — для греческих отцов означает видеть в Отце Единый Источник Лиц, получающих от Него ту же природу.
«По моему суждению, — говорит святой Григорий Богослов, — сохраняется вера в единого Бога, когда мы относим Сына и Духа к единому Началу, не слагая и не смешивая Их и утверждая тождество сущности, а также то, что можно назвать единым и тем же самым движением и хотением Божества».
«У нас один Бог, потому что Божество одно. И к Единому возводятся Те, Которые происходят от Него, будучи Тремя по вере… Поэтому, когда имеем в мысли Божество, — Первопричину и единоначалие, — тогда представляемое нами — одно. А когда мы имеем в мысли Тех, в Которых Божество и Которые происходят от Первоначала довременно и равночестно, тогда покланяемся Трем».
Святой Григорий Богослов до такой степени сближает здесь Божество и Лицо Отца, что можно было бы подумать, что он Их смешивает. Но в другом месте он уточняет свою мысль: «…естество в Трех единое — Бог, Единение же (enasiz) — Отец, из Которого Другие и к Которому Они возводятся, не сливаясь, а сопребывая с Ним и не разделяемые между Собою ни временем, ни хотением, ни могуществом».
Святой Иоанн Дамаскин выражает ту же мысль со свойственной ему точностью:
Отец… «Сам от Себя имеет бытие и из того, что имеет, ничего не имеет от другого; напротив, Он Сам есть для всего начало и причина того образа, как оно существует от природы. …Итак, все, что имеет Сын и Дух имеет от Отца, даже самое бытие. И если что не Отец, то не есть ни Сын, ни Дух; и если бы чего не имел Отец, того не имеет Сын и Дух; но через Отца, то есть потому, что существует Отец, существует Сын и Дух; и через Отца имеет Сын, также и Дух все, что имеет, потому, что Отец имеет все это… Когда мы рассматриваем в Боге Первопричину, единоначалие… мы видим Единицу. Но когда мы рассматриваем Тех, в Ком Божество или, вернее, Тех, Которые Сами Божество, Лица, Которые происходят из Первопричины, …то есть Ипостаси Сына и Духа, — тогда мы поклоняемся Трем».
Но учению святого Максима Исповедника, именно Отец дает различения Ипостасям «в вечном движении любви» (acronwz kai agaphtikwz). Он сообщает Свою единую природу равным образом и Сыну и Святому Духу, в Которых она пребывает единой и нераздельной, хотя и сообщается различным образом, ибо исхождение Святого Духа от Отца не тождественно рождению Сына от Того же Отца. Являемый чрез Сына и вместе Сыном, Святой Дух существует как Божественное Лицо от Отца исходящее, как об этом ясно говорит святой Василий Великий:
«От Отца происходит Сын, Которым все получило бытие и с Которым всегда неразлучно представляется нашему уму Святой Дух, ибо невозможно помыслить о Сыне, не будучи просвещенным Духом Святым.
Таким образом, с одной стороны Дух Святой, Источник всех подаваемых твари благ, связан с Сыном, с Которым Он представляется неразлучно; с другой стороны, Его бытие зависит от Отца, от Которого Он исходит. Следовательно, отличительный признак ипостасного Его свойства есть тот, что Он проявляется после Сына и с Сыном, а бытие имеет от Отца. Что касается Сына, Который Собою и вместе с Собою дает познавать Духа, исходящего от Отца, только Он сияет от нерожденного Света, как единственный Сын; это Его собственный признак, который отличает Его от Отца и от Святого Духа и обозначает Его как личность. А сый над всеми Бог один имеет тот преимущественный признак Своей Ипостаси, что только Он есть Отец и не происходит ни из какого начала; именно по этому признаку Он познается как Личность».
Святой Иоанн Дамаскин выражает свое мнение не менее точно, различая Лица Святой Троицы и не подчиняя их категории отношений:
«Должно же знать, что мы не говорим, что Отец происходит от кого-либо, но Самого называем Отцом Сына. Не говорим, что Сын — причина, не говорим и того, что Он — Отец, но говорим, что Он и от Отца и Сын Отца. И о Святом Духе говорим, что Он от Отца и называем Его Духом Отца, но не говорим, что Дух и от Сына, а называем Его Духом Сына (ek tou Giou de to Pneuma ou legomen, Pneuma de Giou onomazomen)».
Слово и Дух суть два луча того же Солнца, или, по слову святого Григория Богослова, «вернее, два новых Солнца» в Своем проявлении Отца неразлучные, и тем не менее, как два Лица, происходящие от Того же Отца, неизреченно различные. Если, согласно латинской формуле, ввести между ними какое-нибудь новое соотношение по происхождению, допуская исхождение Святого Духа от Отца и Сына, то единоначалие Отца — то личное отношение, которое одновременно создает и единство и троичность, — уступило бы место другому понятию — понятию единой субстанции, в которой соотношения обосновывали бы различие между Лицами и где Ипостась Святого Духа была бы только лишь взаимной связью между Отцом и Сыном. Если мы уловим разницу в аспектах этих двух учений о Святой Троице, то поймем, почему восточные отцы всегда защищали неизреченное, апофатическое исхождение Святого Духа от Отца, как единого Изводителя Лиц, против учения более рационального, которое, превращая Отца и Сына в общее начало Святого Духа, ставило общее над личностным; в этом учении была тенденция как бы «обезличить» Ипостаси, смешивая Божественные Личности Отца и Сына в природном акте извождения Духа и превращая таким образом Третье Лицо в связь между двумя первыми.
Настаивая на единоначалии Отца, едином Источнике Божества и Начале Триединства, восточные отцы защищали понятие о Троице, представлявшееся им более конкретным, более личностным. Однако можно спросить себя, не впадает ли такая триадология в крайность, противоположную той, в которой греки упрекали латинян, не полагает ли она Лиц выше природы?
Это имело бы место, например, если бы природа понималась как общее откровение Трех Лиц, что мы видим в софиологии отца Сергия Булгакова, современного русского богослова, учение которого, так же как и учение Оригена, обнаруживает возможность опасных уклонов восточного мышления, или, вернее, соблазны, свойственные русской религиозной мысли. Но православное предание столь же далеко от этой «восточной» крайности, как и от ее «западной» антитезы.
Действительно, как мы уже видели, если Лица существуют, то именно потому, что Они обладают природой: само Их происхождение заключается в том, что Они получают природу от Отца. Другое возражение может показаться более обоснованным: такое «единоначалие» Отца не является ли каким-то выражением субординациализма? Единый Источник, Отец, не получает ли при таком понимании характер Божественного Лица по преимуществу?
Святой Григорий Богослов предвидел эту трудность:
«Готов бы я назвать большим Отца, от Которого и равенство имеют Равные, так же как и бытие…, но боюсь, чтобы Начала не сделать началом меньших и не оскорбить предпочтением. Ибо нет славы Началу в унижении Тех, Которые от Него». «Единое Божество не возрастает, или не умаляется через прибавления и убавления, повсюду равно, повсюду то же, как единая красота и единое величие неба. Оно есть Трех Бесконечных бесконечная соестественность, где и Каждый, умосозерцаемый Сам по Себе, есть Бог, как Отец и Сын и Дух Святой с сохранением в Каждом личного свойства, и Три, умопредставляемые вместе — также Бог: первое — по причине единосущия, последнее — по причине единоначалия».
Таким образом, апофатическое богомыслие отцов, формулируя догмат Пресвятой Троицы, сумело сохранить в различении природы и Ипостасей их таинственную равнозначимость. По словам святого Максима Исповедника, «Бог одинаково Единица и Троица». Это конец того пути, которому нет конца, предел беспредельного восхождения: Непознаваемый открывается тем именно, что Он непознаваем, ибо непознаваемость Его в том, что Бог — не только природа, но три Лица; непознаваемая сущность такова постольку, поскольку она есть сущность Отца, Сына и Святого Духа. Бог — непознаваемый как Троица, но также и открывающий Себя как Троица. Вот предел апофатизма: Откровение о Троице, как об изначальном факте, абсолютной реальности, первопричины, которую нельзя ни вывести, ни объяснить, ни найти, исходя из какой-либо другой истины, ибо нет ничего, Ей предшествующего.
Апофатическое мышление, отказываясь от всякой опоры, находят свою опору в Боге, непознаваемость Которого явлена как Троица. Здесь мысль обретает непоколебимую устойчивость, богословие находит свое обоснование, незнание становится знанием. Для Восточной Церкви, когда говорят о Боге, то это всегда Бог конкретный. «Бог Авраама, Исаака и Иакова, Бог Иисуса Христа». Это всегда Троица — Отец, Сын и Дух Святой, и наоборот, когда в понятии троичности на первый план выдвигается общая природа, религиозная реальность Бога — Троицы неизбежно как-то стирается, уступая место известной философии Божественной сущности.
Само понятие о вечном блаженстве обретает на Западе известный интеллектуальный аспект, как о видении Божественной сущности. Личное отношение человека к Живому Богу не будет больше его обращением к Пресвятой Троице, а скорее будет иметь своим объектом личность Христа, являющего нам Божественную сущность. И христианская мысль и христианская жизнь станут христоцентричными и будут связаны прежде всего с человечеством воплотившегося Слова, что, можно сказать, является для Запада якорем спасения. Ведь при характерных для Запада догматических установках всякое чисто теоцентрическое умозрение, относясь прежде всего к природе, а затем к Лицам, могло бы превратиться в некую мистику «пучины Божества» (ср., например, «Gottheit» Мейстера Экхарта), в «безличностный апофатизм» Божественной внебытийности, которая бы Святой Троице предшествовала. Таким образом, известным парадоксальным обходом через христианство можно вернуться к мистике неоплатоников.
В предании Восточной Церкви нет места для богословия Божественной сущности, а тем более для ее мистики. Конечная цель духовной жизни и вечное блаженство в Царствии Небесном — не созерцание сущности, но прежде всего соучастие в Божественной жизни Пресвятой Троицы, обоженное состояние «сонаследников Божественного естества», как богов, созданных после несозданного Бога, и обладающих по благодати всем, чем Пресвятая Троица обладает по природе.
Для Православной Церкви Пресвятая Троица — непоколебимое основание всякой религиозной мысли, всякого благочестия, всякой духовной жизни, всякого духовного опыта. Именно Ее ищем мы, когда ищем Бога, когда ищем полноту бытия, смысл и цель своего существования. Пресвятая Троица для нашего религиозного сознания есть изначальное откровение, источник всяческого откровения и всяческого бытия. Ее нужно принимать как факт, достоверность и необходимость которого могут обосновываться только им самим. По мысли современного русского богослова отца Павла Флоренского, для того, чтобы человеческая мысль обрела абсолютную устойчивость, нет для нее другого выхода, как принять троичную антиномию. Уклоняясь от Троицы, как единственного обоснования всякой реальности, всякой мысли, мы обрекаем себя на путь безысходный, мы приходим к апории, безумию, к разрыву нашего существа, к духовной смерти. Между Троицей и адом — нет никакого иного выбора.
Это поистине вопрос крестный в буквальном смысле слова: троичный догмат есть крест для человеческой мысли. Апофатическое восхождение есть восхождение на Голгофу. Поэтому никакая спекулятивная философия никогда не могла подняться до тайны Пресвятой Троицы. Поэтому также и человеческие умы могли во всей полноте получить откровение Божества только после креста Христова, восторжествовавшего над смертью и адом. Поэтому, наконец, и сияет в Церкви откровение о Пресвятой Троице как данность чисто религиозная, как истина преимущественно кафолическая.
www.mgarsky-monastery.org
Вопросы о Троице. Православный журнал «Фома» #Худиев_видео #Апологетика
Опубликовано Sergey Hudiev Вторник, 18 июля 2017 г.
Материал по теме
В этот раз перед нами стоит сложная задача - рассказать в Слайдах (то есть просто и коротко) о том, что стоит за пределами человеческого понимания - о Святой Троице.
Свидетельства Священного Писания говорят о том, что Отец Господа нашего Иисуса Христа есть Бог, Сын Божий Иисус Христос есть Бог, и Святой Дух, о Котором много говорится в Евангелии от Иоанна и в Деяниях, есть Бог. Например, Святой Дух дает повеления от Своего имени: «Когда они служили Господу и постились, Дух Святый сказал: отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их» (Деян 13:2).В конце Евангелия от Матфея Иисус посылает учеников крестить все народы «во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф 28:19)».
На основании этих свидетельств Церковь сформулировала учение о Троице — Бог един по существу и троичен в лицах. Он есть Отец, Сын и Святой Дух. Отец есть целиком и полностью Бог, Сын есть целиком и полностью Бог, и Святой Дух есть целиком и полностью Бог. Это не три Бога — а один Бог. И в то же время это не одно лицо — а три Лица.
Учение от Троице фундаментально для нашей веры. Библия говорит о том, что Бог есть любовь. Многие люди повторяют эти слова, даже не зная, откуда он взялись. Я встречал тексты, в которых они приписывались Льву Толстому, или каким-то индийским гуру. Но, на самом деле, это слова апостола Иоанна.
Причем Бог есть любовь не только в своем отношении к миру — но и сам в Себе, до Творения и независимо от Него. Но любовь — это личное отношение, любит всегда кто-то кого-то. Учение о Троице говорит, что в Боге такие личные отношения есть. Отец, Сын, и Святой Дух прежде создания мира пребывают в совершенном общении, любви и радости.
Разумеется, Иисус в Евангелиях не говорит догматическими формулировками Вселенских Соборов — иначе люди, к которым Он обращался, Его бы просто не поняли. Но Соборы не создают какого-то нового учения — они облекают в четкие формулировки «веру, однажды преданную святым» (Иуд 1:3). Необходимость в таких четких формулировках появляется из-за еретиков, которые выдвигали лжеучения, искажавшие веру Церкви.
Но ведь в Библии нет слова «Троица»…
Мы используем слово «Троица» как сокращение — чтобы не произносить всякий раз «Отец, Сын и Святой Дух». В этом, развернутом написании Троица в Писании определенно присутствует: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф 28:19) или Апостольское Приветствие: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святаго Духа со всеми вами. Аминь»(2 Кор 13:13).
Напротив, доктрина Троицы вполне логична. Иногда говорят, что Бог выше наших представлений о логике — но это ошибка. Логика относится не к Богу, а к языку — и логически противоречивые высказывания были бы, с точки зрения языка, бессмысленными. Учение о Троице ни бессмысленным, ни логически противоречивым не является. Рассмотрим это подробнее. Разумеется, три не равно одному, и утверждать, что Бог един и одновременно троичен по природе, или что Бог одновременно является одним Лицом и тремя Лицами, было бы, действительно противоречием.
Но Бог един по существу, и троичен в лицах — то есть мы относим единственность Бога к Его природе, и троичность — к Лицам. Например, когда мы говорим о том, что Ивановы — одна семья, мы не видим никакого противоречия в том, что она состоит их трех людей. Конечно, аналогия с семьей условна – Ивановы — это три разных человека, они могут существовать отдельно — но она помогает понять, как нечто может быть единицей и троицей одновременно, и в этом не будет никакого нарушения логики.
Материал по теме
Фундаментом, на котором зиждется уникальное христианское богословие, этика и эстетика, является вера в Святую Троицу – Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа. Этот догмат - выше всякого понимания, но попробуем поговорить о нем простыми словами...
Мы можем в разных значениях использовать слово «понять». Иногда оно означает что-то вроде «нарисовать в голове картинку». Например, я понимаю, примерно, как работает двигатель внутреннего сгорания. Я видел картинку — поршни, коленчатый вал, привод — и могу ее вспомнить. Говоря о Пресвятой Троице, мы не можем «нарисовать в голове картинку». Любые изображения, символы и образы, которые сложились в церковном искусстве, носят высоко символический характер. Но мы можем запомнить правильные догматические формулировки — и держаться их, в надежде, что, по мере нашего духовного и интеллектуального роста они наполнятся для нас живым содержанием.Но «понятность» – не критерий истинности. Например, в современной квантовой физике есть масса вещей, которых я не понимаю — и которые кажутся мне совершенно противоречащими моему опыту и моим представлениям о здравом смысле. Однажды мой друг физик потратил полчаса, пытаясь объяснить мне принцип неопределенности Гейзенберга, согласно которому чем точнее измеряется одна характеристика частицы (например, координаты), тем менее точно можно измерить вторую (например, импульс). Мне это показалось — и кажется до сих пор — нелепым. По-моему, должно быть наоборот — чем лучше мы знаем импульс частицы, тем лучше должны знать и координаты! Я не понимаю принципа Гейзенберга. Но мое непонимание не говорит о том, что он ложен. Мне остается только смириться и положиться на слова компетентных в физике людей, что действительно, так вот странно устроена квантовая реальность.
Но это всего навсего физическая реальность — которая находится, в любом случае, на гораздо более низком уровне, чем реальность Бога. Если я не понимаю ее, не могу уложить в голове, свести к простой и понятной картинке — это совершенно ожидаемо.
На заставке: Михаил Нестеров. Троица Ветхозаветная (фрагмент). 1897
foma.ru
Святая Троица. Преподобный Андрей Рублев. Около 1411 г. Из Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры.
Перед Своим Вознесением Христос сказал апостолам, чтобы они не разлучались, а, пребывая вместе и молясь, ожидали, пока не «облекуться силой свыше». Это и произошло на 50-й день после Воскресения Христа: Святой Дух сошел на апостолов, обновив все их существо благодатной Божией силой и соединив друг ко другу Своей любовью.
Именно поэтому День Святой Троицы стал днем рождения Церкви — не домика к крестом, а общением в любви людей друг с другом и Богом.
Наш Бог — Бог-Троица, — Отец, Сын и Дух Святой. Понять это невозможно. Богословие так и говорит: Бог непознаваем. Но непознаваем – не значит недоступен.
Бога нельзя «объяснить», невозможно сказать: «я понял, как Бог «устроен»»! Но один путь есть: любить. Потому что подобное познается подобным. Ведь Бог христиан — это Бог-Любовь. К Богу можно причаститься любовью. Чем больше любишь, тем больше приобщаешься.
Но Бог-Троица — это любовь одновременно отдающая и принимающая.
Каждое из Лиц Святой Троицы отдает Себя другим. Жизнь Божественных Лиц – это взаимопроникновение, так что жизнь одного становится жизнью для другого. «Христианский Бог — это “не одинокий Бог”. Бог — не просто единица, но единство; Бог — не просто личный, но — межличностный. Бог — диалогичен», — говорит епископ Каллист Уэр.
— Именно это вечное движение любви отражено в иконе прп. Андрея Рублева: взгляды трех Ангелов обращены не вовне, но друг ко другу.
Бог и человека создал по Своему образу и подобию, по образу Троицы: не только создал таким собственно человека, Бог в Своем образе и подобии Троицы дал человеку образ, «способ» бытия.
Потому что человек как личность существует, только если есть отношения любви с другой личностью.
Если другого лица нет, то … и твоего лица нет, личности нет, хотя человек как существо продолжает быть.
Например, если у человека есть сын, то он отец, а если у него сына нет, то человек сохраняется, а отец «исчезает». Получается, если человек никого не любит, в Божием замысле он еще не стал человеком.
Епископ Каллист Уэр: «Тринитарный образ, в соответствии с которым мы сотворены, исполняется только в «промежуточном пространстве» любви, только в том «и», которое соединяет «Я» с «Ты».
Такая любовь – смысл и цель христианской жизни. Только посмотрев на человека с любовью, мы приблизимся к истине о нем.
Так любить помогает Дух Святой, которого Бог посылает человеку, соединяя человека с человеком и людей – с Богом.
«Бога можно познать только Духом Святым», — говорил святой Силуан Афонский. Даже своим ученикам, свидетелям и очевидцам многих событий Своей земной жизни, Христос говорит, что только получив Святого Духа (ощутимого как благодатную, вышеестественную помощь свыше, когда человек становится восприимчив к Божественным действиям, «связи» с Богом), они на деле поймут все то, о чем Он им говорил.
Это произошло на 50-й день после Пасхи и стало праздником Пятидесятницы или Троицы – полноты свидетельства и «действия» в мире Бога-Отца, Сына и Святого Духа.
Из робких и боязливых, какими апостолы были при жизни Спасителя, они после сошествия Святого Духа стали мужественными и бесстрашными, многие стали мучениками.
Ученики Христа, получив Святого Духа, поняли, например, важнейшую вещь: почему, если Бог есть любовь, приходится столько страдать.
Объясняли ученики это не словами, а делами: шли вслед Христу, поступая как Он, делая то, что должны и будь что будет. Злословили их, они благословляли, гнали – они терпели. Секрет в том, что теоретически таких вещей не объяснишь, надо практиковаться.
Пятидесятница. Осиос Лукас, Греция. Мозаичный свод. Фрагмент. 13 век
Святой Дух нас Божией любви учит и свидетельствует, получается у нас или нет, своими плодами: любовью, радостью, миром, долготерпением, милосердием, верой.
Противится стяжанию Святого Духа себялюбие: когда себя упорно любишь больше, чем остальных. Если человек борется с себялюбием, начинает замечать других людей вокруг, Святой Дух ему помогает.
Епископ Каллист Уэр:Любовь — это дар и взаимообмен, и поэтому для того, чтобы любовь была полной, она должна быть взаимной.
Условием совершенства одной личности является общение с другой. А поэтому если Бог есть любовь, невозможно помыслить, что Он есть только одна Личность, любящая Себя Самое».
Святой Дух. Собор Святого Марка. Венеция. Мозаичный свод. Фрагмент. 9 век
«Дух Господень там, где свобода», — говорит апостол Павел. Дух Святой призывает, но не принуждает человека.
«Дух Божий смиренно ищет всякого человека на всех путях его, чтобы дать ему познание о Себе… и посещает нас, когда мы сами готовы, ждем, хотим, смиренно открыты для Него.
Он приближается к нам так тихо, что мы можем и не заметить Его сразу.
Не должно ждать, чтобы Бог ворвался внутрь нас силою, без нашего согласия. О, нет: Он уважает человека, смиряется пред Ним: Он любит нас не свысока, а как нежная мать своего больного младенца.
Когда мы открываем для Него наше сердце, то непреоборимо сильно чувство, что Он нам “родной”, и душа преклоняется пред Ним в умиленной любви», — писал архимандрит Софроний (Сахаров).
www.miloserdie.ru